Вопреки календарю Новый год на левом берегу Днестра наступил 30 декабря. Всего через неделю после второго тура, давшего ему победу, Евгений Шевчук официально вступил в должность Президента Приднестровской Молдавской Республики. В отличие от ПМР, политический Новый год в Южной Осетии начнется много позже обычного, после назначенных на 25 марта повторных выборов главы государства.
События в Приднестровье и Южной Осетии, наделавшие было не только там, но и в России много шуму, рискуют, однако, оказаться быстро и незаслуженно забытыми в том похмелье, которое порождено нашими собственными выборами 4 декабря. Еще больший ущерб для спокойного анализа ошибок и заблуждений, свойственных, как и успехи, нашей политике в конфликтных зонах, способна нанести начавшаяся в России президентская избирательная кампания. Но я не сторонник того, чтобы бывшие выборы в Приднестровье и Южной Осетии постигла судьба известия о смерти Сергея Прокофьева, умершего в один день со Сталиным.
Двадцатилетие распада Советского Союза, исполнившееся в ушедшем году, заставляет нас вспомнить о причинах и истоках приднестровского, грузино-осетинского и всех других явных и скрытых конфликтов на нашем пространстве. У каждого из этих конфликтов собственная история, но как минимум одна общая причина: нежелание номенклатур, назвавших себя элитами, и наций, провозгласивших себя государствообразующими, трезво смотреть в глаза реальности. Жизнь не преминула жестоко отомстить, но двадцати прошедших лет оказалось недостаточно, чтобы населению в зонах конфликтов дали "вольную" жить так, как оно хочет. За одним исключением – в 2008 году Россия признала Абхазию и Южную Осетию как независимые государства. Сам акт признания, внешне единогласный и "единоросский", не просто дался политическим и управленческим российским кругам, озабоченным последствиями сезонного охлаждения отношений с Западом. Признание Абхазии и Южной Осетии, ставшее экзаменом на самостоятельность нашей внешней политики, знаменовало собой публичный отказ от клише "признанных" и "непризнанных" государств, бывших в употреблении со времен Козырева и распада СССР. Поведение Грузии и перспектива проведения зимней Олимпиады в Сочи по соседству с территориями, чей фактический статус годами совершенно не совпадал с международно-правовым, заставили Россию определиться. Признавая новые республики, мы признали реальность.
Можно предполагать, что удерживает Россию от признания ПМР, не раз и не два подтверждавшей на референдумах свой независимый статус, и Нагорно-Карабахской Республики, в существовании которой на самом деле сомневается только Азербайджан. Нельзя, конечно, требовать от России большего, чем от Армении, до сих пор официально не признавшей НКР: мы вовлечены в сложный пасьянс на Кавказе, где на чеченском участке граничим именно с Азербайджаном, а не с Нагорным Карабахом. Мы привыкли объяснять своему армянскому партнеру по ОДКБ, что наши хорошие отношения с Азербайджаном на пользу Армении, ибо служат дополнительным фактором, удерживающим ее соседа от попыток военного реванша. Как, впрочем, и наша военная база в Армении, срок нахождения которой был недавно очень своевременно продлен. Ответ на вопрос "хотят ли русские войны?" в Нагорном Карабахе и Приднестровье совершенно очевиден в условиях, когда Москва стремится сохранить и Азербайджан, и Молдову как дружественные, суверенные государства в составе СНГ. В отношении Молдовы, на которую явно претендует Румыния, призыв к скорейшему урегулированию и воссозданию общего договорного, федеративного или конфедеративного пространства с Приднестровьем уже давно стал мантрой нашей политики в регионе: без Приднестровья молдавский астероид рано или поздно свалится на поверхность притягивающей его румынской планеты.
Все правильно, казалось бы. Но от великого до смешного один шаг, что задолго до Наполеона доказал граф Фиеско, шагнувший мимо трапа в море при попытке захватить власть в Генуе. Увлеченные искусственными конструкциями и комбинациями, мы не замечаем, как начинаем подстегивать реальность, раздражаться и все больше уходить от нее. Первыми жертвами такого раздражения становятся голоса предупреждающих – Кассандры всегда мешают. Но в конце концов жертвами оказываются все.
Можно было бы только аплодировать желанию Президента Дмитрия Медведева взять на Россию главную роль в попытке добиться быстрого прогресса в нагорно-карабахском урегулировании. Если бы это было реально при существующем несовпадении позиций сторон. Если бы не было очевидно, что испытывающий эйфорию от своей капитализации Азербайджан, только что безнаказанно сорвавший армяно-турецкое примирение, не будет использовать сам факт нашей заинтересованности в успехе переговоров для ужесточения своих требований. К тому же наши друзья в Баку, уж не знаю почему, совершенно убеждены, что самые грозные башни Кремля не устоят перед груженым золотом осликом... В сухом остатке трехлетних усилий РФ по форсированию мирного процесса в Нагорном Карабахе – взвинчивание напряженности, провокации и жертвы, впервые с 1994 года, в зоне прекращения огня; эскалация угроз и военных бюджетов на фоне разочарования от переговоров. Зато теперь, взирая на кремлевские стены (или еще более неприступные на вид проходные центральных телеканалов), великому певцу и послу Азербайджана в Москве впору, как Людовику XIV, воскликнуть: "Нет больше Пиренеев!".
Выше уже говорилось о том, что нельзя осуждать Россию за непринципиальность на том основании, что она не признала Приднестровье, отделенное от нас Украиной, под копирку с Абхазией и Южной Осетией. До тех пор, пока Молдова не решилась, как Грузия в 2008 году, бросить свою судьбу на чашу военной авантюры, можно продолжать попытки соединить два берега Днестра в одном пространстве. При одном, однако, непреложном условии – четком представлении о природе приднестровского конфликта, о "своих" и "чужих" в этой истории. Сегодня, как никогда ранее, требуется понимание: на виду у Румынии, размещающей американские ПРО, ненадежности Молдовы, все более подпадающей под чужое влияние, естественным приоритетом политики России должно быть укрепление стабильности ПМР и поддержка таких условий примирения, при которых интересы Приднестровья были бы максимально гарантированы. Нельзя позволять молдавской стороне надеяться на то, что она сейчас или в будущем добьется решения приднестровской проблемы путем односторонних уступок, капитуляции и развала ПМР. На словах признавая это, мы даем вовлечь себя в бесплодные для нашего приоритета ставки во внутренней политической борьбе молдавских политиков. Дальше – больше: постепенно проникаясь похмельем на чужом пиру, переходим к совместному обсуждению планов "принуждения Приднестровья к договоренности", ищем поддержки во взятой нами на себя невесть зачем миссии исправления приднестровских нравов. От задушевных обсуждений в 2008 г. на самом высоком уровне судьбы Президента Приднестровья Игоря Смирнова с творцом экономической блокады ПМР Владимиром Ворониным (о чем тот сразу поведал американцам, а те, через Wikileaks, всему миру) – к прямому и грубому вмешательству в недавние выборы, поставившему Приднестровье на грань раскола и развала. Не будем предаваться вкусовщине, воротя нос от ходульных приемов, вроде спонтанных уголовных дел или претензий к тираспольскому коньяку. Но как можно требовать от взрослых людей признать в несчастном случае (Анатолии Каминском) светлый образ будущего, ? это не укладывается в самое смелое представление Г. Уэллса о "кремлевских мечтателях".
При всем неудовольствии от манер И. Смирнова, отличающих его от наших высокоморальных чиновников и политиков, за ним следует признать одно важное преимущество: считая, что "государство это я", он нипочем не допустил бы сдачи позиций Приднестровья в переговорном процессе. При нем ни трезвому, ни пьяному не пришло бы в голову таранить блокпосты в зоне конфликта – это ведь не Чечня, здесь другая цена жизни. Новому Президенту Евгению Шевчуку еще придется доказывать свои таланты и способности. Поводом к оптимизму, как ни обидно для демиургов постсоветского пространства, служит то, что наши соотечественники в Приднестровье предпочли в этом случае сделать выбор без подсказки.
В обстоятельствах, сопутствовавших и определивших развитие политического кризиса на прошлогодних выборах в Южной Осетии, мы видим все то же противоречие между намерениями и практикой российской политики. Поражение официального кандидата на выборах в Южной Осетии было предопределено задолго до их начала.
Ход восстановления экономики республики, как можно было ожидать, не поспевал за взрывом ожиданий населения на почве эйфории признания Южной Осетии. Началось с того, что политическое руководство России передоверилось Министерству регионального развития и чиновникам, направленным этим министерством на работу в Цхинвал. Я имею в виду Вадима Бровцева и его команду. Между политическим лидером – Эдуардом Кокойты и правительством во главе с премьером, спущенным из Москвы "в нагрузку" к российскому финансированию, начались сначала трения, а затем конфликты: каждый считал себя главным в вопросе распоряжения деньгами и перекладывал на другого ответственность за срывы, коррупцию и т.д. В этой ситуации нужно было принять политическое решение – дать свободу рук избранному Президенту Южной Осетии взамен его полной ответственности за решения. Но министерство, а вслед за ним и Кремль уже смотрели на происходящее глазами своих "эмиссаров" и не позволили их дезавуировать.
Под крышкой котла власти кипели страсти, которым не дали до выборов прорваться наружу, но взаимное доверие между Москвой и Цхинвалом было утеряно. В результате в Кремле "сформировалось мнение": несговорчивому Эдуарду Кокойты нужно уйти, не дав ему устроить все, как он хочет (ну, например, разыграв схему преемничества по образцу Путин – Медведев, с оставлением де-факто у руля в республике). Э. Кокойты пытался как-то сманеврировать. Хотя он и отказался от идеи изменения Конституции и выставления своей кандидатуры на третий срок, публично поддержал не самого близкого ему Бибилова в роли официального преемника, ряд его сторонников параллельно выдвинулись кандидатами. Взаимные подозрения усилились. В такой обстановке авторитет гонимых, обиженных Кокойты рос как на дрожжах. Можно сказать, что власти Южной Осетии, вместе с представителями Москвы, своими руками сотворили феномен оппозиции.
Да, действительно, любой кандидат, выигрывающий выборы в Южной Осетии, как и в Приднестровье, – а сейчас у меня мало сомнений, что предстоящие выборы, в случае выдвижения А. Джиоевой, будут фактически безальтернативными, – на следующий день после инаугурации неизбежно должен будет найти общий язык с Москвой. Но круги от происшедшего разошлись по всему Кавказу. Нам еще предстоит оценить значение того факта, что Президент Южной Осетии, которого мы поддержали в 2008 году и который мог бы остаться с нашей помощью, как и Игорь Смирнов, героем в истории борьбы за независимость, уходит, растеряв свой авторитет. Этого нельзя было допускать.
Кругом, в Нагорном Карабахе, Абхазии, Приднестровье, Южной Осетии, мы видим природу заблуждений и успехов нашей политики в одном и том же – отношении к реальности, в попытках учесть или поправить ее, не считаясь с силами, возможностями и побочными последствиями. Слишком у многих в исполнительной власти желание творить самому, навязывать свое "нам виднее" опасно превышает способность к объективному анализу, развивается на фоне ухода от диалога и дискуссии. Нет никакого иного рецепта, кроме просвещения и общественного контроля – через парламент, если он окажется соответствующим своей роли, и с высоты Первого лица в государстве. Если 4 марта будет избран человек, способный не только царствовать, но и править.
Константин ЗАТУЛИН, директор Института стран СНГ