Раскол международного сообщества по поводу того, кого считать законной властью в Венесуэле, лишь на первый взгляд кажется необычным – в мировой истории, в том числе и новейшей, есть масса примеров того, как в одной стране возникали сразу несколько властей, каждая из которых пользовалась признанием тех или иных иностранных государств. Более того, это один из самых любимых приемов для внешнего давления и предлогов для вмешательства во внутренние дела.
В случае с Венесуэлой правильно говорить не о ситуации двоевластия в стране, а о расколе мирового сообщества по поводу того, кого признавать легитимной властью.
Мир раскололся: часть стран считает законным претендующего на власть самопровозглашенного президента Гуайдо, но большинство по-прежнему на стороне Николаса Мадуро – активно или пассивно. Признание Гуайдо, не контролирующего ни армию, ни госаппарат, ни улицу, нужно для давления на Мадуро – его внешние противники хотят помочь его внутренним противникам заставить наследника Чавеса отдать власть.
То, что оппозиция при этом не имеет никаких реальных рычагов власти в стране, ничего для них не меняет – давление улицы (часть которой категорически против Мадуро) должно создать картинку народной поддержки новой законной власти и оправдать признание иностранными державами «президента Гуайдо». На самом деле, самопровозглашенному президенту нет необходимости ничего контролировать в стране и даже символически чем-то управлять – вариант с расколом страны на мятежные территории, не подчиняющиеся Мадуро и остающиеся под его властью, тоже не проходит – его все равно будут признавать те, кто сделал ставку на смену власти в Венесуэле.
То, что Запад и Россия с Китаем противостоят друг другу в Венесуэле, конечно, придает дополнительную остроту этому кризису – некоторые даже говорят о новом этапе в международных отношениях, о кризисе международного сообщества. Хотя на самом деле ничего принципиально нового в венесуэльской ситуации нет – есть огромное число примеров одновременного существования двух или даже нескольких властей, каждая из которых опиралась на те или иные мировые державы или даже международное сообщество в целом.
Можно выделить несколько вариантов или стадий развития ситуации в ходе двоевластия. И спрогнозировать, как будет развиваться венесуэльская история в плане признания/непризнания. Как это было у других?
Вариант первый: в стране начинается гражданская война, она распадается, и в ней образуется несколько правительств, каждое из которых, естественно, считает себя законным. Они могут базироваться в разных частях страны, а могут даже сидеть рядом, в разных кварталах столицы.
В этих случаях иностранные державы делают выбор исходя из собственных интересов – признают того, кого им выгодней, того, кто больше с ними связан, или того, чьи шансы кажутся им предпочтительными. Старую власть, которую пытаются свергнуть, или новую, претендующую на победу. Даже если у старой уже нет никаких шансов, то ее представителя могут признавать просто из-за невозможности смириться с победой новых, не вписывающихся в мировой порядок, «революционных» сил – так было на первых порах с властью большевиков или французских якобинцев. Ведь в 1793–1795 годах в мире королем Франции признавали никогда не правившего и сидевшего в заточении ребенка – Людовика 17-го.
При этом все это касается ситуации, когда мы имеем дело с классическим внутренним конфликтом, без иностранного военного вмешательства – потому что если в гражданской войне на стороне одной или даже двух властей принимают участие иностранные державы, то все определяется гораздо проще. Если Вьетнам военным путем меняет власть прокитайских, но самостоятельных «красных кхмеров» в Кампучии, то Китай, естественно, не признает новую власть.
Примеров тысячи в мировой истории и десятки – в современной. В той же Кампучии с 1979 и до 1993 года была большая разница между властью реальной и признанной большинством стран мира и ООН. Когда Вьетнам с опорой на местных сверг красных кхмеров, то новую власть обычных коммунистов признали только СССР и большинство соцстран – остальные посчитали ее незаконным порождением вьетнамской оккупации (а Китай и вовсе в ответ напал на Вьетнам, устроив показательную военную операцию в приграничных районах). В ООН заседали представители свергнутого правительства, а символом Камбоджи на мировой арене был принц Сианук, свергнутый еще в 1970-м, но продолжавший считать себя главой государства. Его союз с красными кхмерами признавался Китаем и ООН – хотя и контролировал лишь малую часть приграничных с Таиландом территорий.
Тем не менее режим Народно-революционной партии в Пномпене продолжал управлять страной – опираясь на вьетнамскую и советскую помощь. Национальное примирение состоялось в начале 90-х, и с 1993 года в той же ООН Камбоджу представляет именно то правительство, которое сидит в столице (другого и нет). Причем главой правительства является все тот же Хун Сен, который правил коммунистической Кампучией еще в 80-е. Да и Сианук вернулся домой, снова занял трон – и умер шесть лет назад, уже после отречения.
Впрочем, есть случаи, когда новую власть, контролирующую большую часть страны, не признавал практически никто – например, так было с правительством Афганистана времен талибов. Всего несколько стран признали их власть – а подавляющая часть продолжала считать законной властью страны свергнутое талибами правительство Исламской республики Афганистан, укрывавшееся на севере страны. Закончилось все плохо – в страну под предлогом поисков бен Ладена вторглись американцы. Созданное ими в ходе оккупации правительство признается как всеми странами мира, так и ООН – вот только не контролирует почти половину собственной страны, которой все эти годы продолжают править никем не признанные, но не страдающие от этого талибы.
Второй вариант: в стране происходит переворот, и старый правитель бежит за границу. Но его все равно продолжают считать законной властью те страны, которым он выгоден. Это может быть и при свержении монархии, и при отстранении избранного президента – эмигрант будет считаться главой государства до тех пор, пока приютившая его иностранная держава и другие страны будут отказываться от признания нового правительства. Иногда это может длиться десятилетиями, но некоторые и в самом деле возвращаются на родину – редко в качестве правителей, чаще для обычной жизни. Потому что за время их пребывания в изгнании все страны мира уже успели признать новую власть на их родине.
Иногда, впрочем, изгнанники умудряются стать президентами и на новой родине – но только на словах. Например, Гвинея в 1966 году так обиделась на свержение первого президента Ганы Кваме Нкрума, что дала ему не только убежище, но и титул собственного почетного сопрезидента – при том, что реальная власть осталась в руках обычного президента Секу Туре.
Самым распространенным является третий вариант – правительство в изгнании. Оно может быть образовано как свергнутым правителем, так и проигравшей в гражданской войне стороной и политиками, не признавшими иностранную оккупацию или присоединение своей страны к другой. Эта схема применяется со времен древнего мира – но особенно расцвела в последние пару столетий. А уж в новейшей истории и подавно. В ходе Второй мировой в Лондон убежали правители почти всех захваченных или просто присоединенных к Германии стран, которые потом вернулись в свои владения, правда, исключительно благодаря победе союзников.
Эмигрировавшие из присоединенных к СССР стран Прибалтики политики создали на Западе свои правительства в изгнании – как и ряд их коллег из стран Восточной Европы. Их, конечно, не признавали на уровне ООН – хотя те же прибалты в США пользовались неким подобием полупризнания, основанного на том, что Вашингтон настаивал на непризнании вхождения Прибалтики в состав СССР в 1940-м. Уже почти 60 лет существует и правительство Тибета в изгнании, которое до 2012 года возглавлял Далай-лама – но его никто официально не признает.
Совсем недавно пытались лишить легитимности Асада – ему, как и Мадуро, тоже отказали в признании соседние страны и Запад. Тут аргументом было «развязывание гражданской войны», но теперь, после того как спустя семь лет Асад устоял, отношение меняется и возвращение к его признанию произойдет после достижения соглашения о примирении и проведении новых выборов, на которых он, несомненно, одержит победу.
У Мадуро, при всей глубине экономического кризиса и сильнейшем внешнем давлении, есть все шансы удержать власть – в случае проведения политических реформ и исправления экономической политики. Признание некоторыми иностранными державами Гуайдо не будет иметь решающего значения в деле борьбы за власть: всё, что они могут сделать, – это удерживать венесуэльские активы и золото, но у Мадуро достаточно союзников и возможностей для того, чтобы организовать торговлю и расчеты в обход Запада.
После поражения в войне 1991 года Ирак держался под сильнейшими внешними санкциями и с минимальной внешней поддержкой больше 10 лет – и стоял бы и дальше, если бы не новая американская интервенция. Иран просуществовал под внешними санкциями большую часть из 40 лет исламской республики. Власти КНР, то есть одной из пяти великих держав – создателей ООН, вообще не были допущены в ООН более двадцати лет – место Пекина занимал представитель типичного «правительства в изгнании», проигравшего еще в 1949 году гражданскую войну президента Китайской Республики Чан Кайши, контролировавшего с тех пор только остров Тайвань.
Непризнание частью мирового сообщества – пускай и такой мощной, как Запад – конечно, добавляет проблем венесуэльским властям. Но времена, когда Запад мог просто отключить какую-либо страну от международного сообщества, как в политическом, так и в финансово-экономическом плане, уже прошли. Решающим для Мадуро сейчас является то, признают ли его соотечественники – и если да, то Россия и Китай помогут Венесуэле выстоять в новой, все еще не признанной Западом мировой реальности.
Петр Акопов, https://vz.ru/