Баку. Лето 1988 года. Автору сих строк не было еще и пяти лет. День у него начался в обычном ритме. Плотно позавтракав, он вышел во двор тогда еще родного Арменикенда, армянского района, расположенного в самом сердце солнечного Баку. Дворовые детишки радужно приняли сверстника в свои ряды. Столь теплый прием соседской ребятни, повторявшийся изо дня в день, вызвал у него неподдельную радость, как будто подобное происходит с ним впервые.
Накинувшись на потрепанный от ежедневных пинков мяч, детишки с небывалым энтузиазмом принялись за «повторение» спортивных подвигов Маркарова, Симоняна и других именитых соотечественников советского футбола. Один из местных крепышей, вырвавшись вперед ватаги и стараясь ничем не уступать знаменитым королям мяча, выбил его далеко за пределы воображаемого поля. Удар был такой силы, что мяч предательски покатился в сторону автомобильной дороги. Толпа детей не растерялась и мигом ринулась к заветной цели. Однако продолжить игру им было не суждено. И дело обстояло не в проезжей части, к которой подходить без сопровождения взрослых категорически запрещалось. Детей отвлек от игры мерзкий гул, доносившийся со стороны той самой злополучной дороги. Большинство малолетних «футболистов», потеряв интерес к любимой игре, начало отходить ближе к своим домам. У дороги остались лишь наиболее любопытные. В их числе оказался и Ваш, тогда еще совершенно юный, автор.
Тем временем, по мере приближения незнакомых полчищ и усиления гнетущего гула, детское любопытство переросло в тревогу. Это обстоятельство вынудило сбежать даже самых стойких. Остался лишь он... И, поверьте, не от любопытства. Просто малыша окутал страх, не позволивший ему даже пошевелиться.
А толпа все приближалась, и приближалась. Расстояние оказалось настолько незначительным, что ребенку удалось разглядеть в глазах приближающихся остервенелую злость и неприкрытую ненависть, окончательно напугавших его. Еще несколько секунд, и толпа сровнялась бы с малышом. На мгновение придя в себя, он начал бежать, то и дело всхлипывая от заунывного плача. Он бежал так рьяно и неистово, что даже не заметил, как оказался на руках дядюшки Самсона, милого, беззубого старожила Арменикенда. Аксакал района, пристально посмотрев в заплаканные глазки соседского ребенка, нежно улыбнулся. «Сынок, не бойся, это же всего лишь клоуны. Над ними смеяться надо, а не плакать», - промолвил старец. Слова дедушки Самсона слегка успокоили ребенка. Однако в его ушах не преставала звучать одна и та же фраза: «Эрмянляр Бакыда рад олсун» («Армяне, вон из Баку»).
Вскоре истеричные вопли толпы начали нахально врываться и в близлежащие дома, отвлекая от повседневного быта доселе невозмутимых домохозяек. Заинтересовавшись происходящим, женщины, одна за другой, стали выходить из своих домов. Почуяв неладное, они первым делом побежали к своим чадам. Среди них была и мать уже знакомого Вам малыша. Крепко прижав его к груди, она взволнованно спросила: «Матах», ты не испугался?». Мальчишка лукаво произнес: «Нет, конечно». Но неожиданно накатившиеся слезы раскрыли его маленькую тайну. Малыш виновно посмотрел в материнские очи, как бы извиняясь за вынужденную ложь. Она понимающе обняла сына и повела его в сторону дома, изредка поглядывая на бесчинствующую толпу.
Всю дорогу мать что-то про себя шептала. Впечатлительному ребенку показалось, что она общается с этаким незримым собеседником, пытаясь объяснить ему причины своего беспрецедентного возмущения. Действительно, она была возмущена до глубины души. Ей было не понятно, как можно даже подумать о выдворении людей, с которыми не так давно делил общий хлеб, чей вклад в становление, развитие и прославление города, да что там города - страны в целом, ничем не меньше, а, может, и во сто крат больше, чем вклад тех, кто в тот день бессовестно призывал к изгнанию и даже убийствам горожан армянской национальности!
Придя домой, мать и дитя разошлись по разным комнатам: она пошла на кухню готовить ужин, а он – в детскую, к младшей сестренке, чтобы забыться в совместных с ней игрищах. Однако не игры, не завораживающая улыбка сестры, не проникающие сквозь окно лучи яркого бакинского солнца, не смогли искоренить зловещие думы раздосадованного ребенка.
Ближе к ночи тревога мальчика преобразилась в уже знакомый ему страх. Причем больше всего он боялся за маму, папу и сестренку. Лёжа в кровати, он никак не мог уснуть. То и дело, одолевали мысли о том, что кто-то из тех дикарей может тайком проникнуть в дом и причинить страдания его близким. Детский страх усугубляло и то обстоятельство, что в любой момент могла войти мама и, увидев всё еще бодрствующего малыша, предложить ему выйти с ней во двор на традиционную и до недавнего времени горячо любимую им прогулку.
Опасения оказались не напрасными. Спустя некоторое время поступило в ту пору ненавистное предложение. Тем не менее, мальчик решил не показывать страха и безропотно согласился пройтись. Предварительно «натянув» на личико наигранную улыбку, он вместе с матерью вышел на злосчастную прогулку.
Медленно шагая по улице, мать и дитя наслаждались неповторимым запахом родного города. Легкий ветерок, насыщенный благоуханием щедрого Каспия, не оставлял следа от надвигавшейся усталости. На миг отошли прочь и все те печальные мысли, которыми еще недавно была обременена голова мальчишки. За столь своевременный «подарок», освободивший его сердце от тяжких переживаний, малыш так и хотел покрепче прижаться к матери и, не переставая, целовать ее заботливые руки.
Но не успел он полностью окунуться в омут внезапно вспыхнувших порывов, как вдруг оглушающий ор пронзил его слух. Испугавшись, мальчишка стал озираться по сторонам, пытаясь обнаружить источник дотошного шума.
Постепенно гул усиливался. Ребенку стало ясно, что раздражающие звуки есть ничто иное, как результат повторения вакханалии, невольным свидетелем которой он стал во время утренних игр. Малыш с надеждой взглянул на мать, стараясь хоть в ее глазах найти опровержение терзающих его душу мыслей. Но взгляд мамы, не так давно излучавший величественную радость, был полностью опустошен. Лишь изредка в нем можно было обнаружить тусклые проблески чувств, и то рожденных горькой обидой и разочарованием.
Почти слившись с толпой, молодая женщина, крепко прижимая к себе ребенка, шла вперед. Она не испытывала страха. В ее сердце не оставалось места и для возмущения. Не обращая внимания на оскорбительные выкрики в адрес соотечественников и призывы к расправе с «армянским отродьем», она погрузилась в глубину мрачных дум. «Неужели всё это происходит со мной?», - мысленно вопрошала женщина. «Неужели мой Баку, в котором я родилась, в котором выросла, впервые полюбила, восстал против меня?», - продолжала она. Мать малыша никак не хотела понимать, что с этого момента Баку уже не ее город, что для большинства его обитателей она стала чужой. Не могла женщина до конца осознать, что «сопровождающей» ее толпе, было глубоко наплевать на испытываемые ею чувства и переживания. Этим дикарям было все равно, сколько сил отдала эта женщина и чем жертвовала во имя процветания их знойной столицы. У них была лишь одна единственная цель – оскорбить, прогнать, уничтожить…
Дойдя до воображаемого детьми футбольного поля, где еще с утра была развернута нешуточная борьба за мяч, женщина с ребенком резко свернула направо, к неподалеку расположенному одноэтажному дому. К тому времени дом уже был заполнен соседями. Все они внимательно слушали коренастого мужчину с суровым и непроницаемым взглядом, источающим небывалую уверенность и силу. Энергичный мужчина – отец того самого малыша – сверлил острым взором каждого, кто осмеливался поднять на него свои испуганные глаза. Возмущенный тем, что какая-то нечисть решилась средь бела дня вступить с недобрыми помыслами на его родную улицу, на ту улицу, что в свое время приютила и воспитала его, он призвал присутствующих собраться силами и незамедлительно готовиться к возможному сражению. Непререкаемый авторитет мужчины и его жесткий нрав, о котором не знал разве что ленивый житель улицы, не позволили слушателям выразить даже малейшее сомнение, а тем более - возражение.
Единственным «непослушным» оказался дедушка Самсон, который тихонько сидел в уголке главной комнаты и лишь изредка улыбался, обнажая свои ветхие десны. Тяжело пристав с насиженного кресла, старик начал медленно говорить: «Дети мои, перестаньте гневить Бога, будьте мудрее. Оставьте всё так, как есть. Ну, покричит дурачье и успокоится. Поверьте мне, прожившему здесь почти всю свою жизнь, не осмелятся они громить нас, всё же мы - братья, как никак. Да и партия им не позволит, не позволят азербайджанцы Баку! Не сомневайтесь, второго «Сумгаита» власть не допустит»!
Из всего сказанного старцем, малыш, притаившийся за спинами соседей, запомнил лишь слово «Сумгаит», которое показалось ему весьма забавным. Он вспомнил, что впервые услышал это «смешное» слово в последний день зимы из уст тётушки Зои. Она, почему-то, плача навзрыд, то и дело повторяла: «Да будет проклят этот Сумгаит»!
К счастью мальчишки, тогда он еще не знал, что пережитое им потрясение тёте Зое и другим жителям города с «забавным» названием показалось бы безобидным недоразумением. Он даже и представить не мог, что той зимой, когда неожиданно для всех в их дверь постучала заплаканная тётушка, Сумгаит был омыт кровью мирных горожан, вина которых заключалась в том, что они были армянами. Лишь спустя 14 лет, будучи уже студентом, он начнет активно изучать документы, повествующие о тех страшных событиях. Перед ним откроется мерзопакостная картина с изображением десятков расчлененных, обугленных трупов. Из свидетельских показаний очевидцев он узнает, как его земляков, выволакивая из квартир, били и истязали, кололи ножами, разбивали черепа ломами, разрубали тела топорами, сжигали заживо. Оголтелые изуверы, выкрикивая «Да здравствует Азербайджан» и «Горбачёв с нами», насиловали женщин, глумились над молодыми девушками и старушками, вонзая заостренные металлические прутья в их промежности, туша сигареты об их изнеможенные тела.
Неизгладимое впечатление произведет на молодого студента и трагическая история той самой тетушки Зои, пронзительный плач которой он услышал в далеком детстве. Парень ужаснется, узнав, свидетелем каких страшных событий стала эта армянка в те чёрные февральские дни високосного 1988 года.
Возвращаясь домой после встречи с коллегами, всегда улыбчивая женщина, давшая возможность сразу нескольким поколениям сумгаитцев найти свое профессиональное поприще в бурно развивающемся промышленном городке советского Азербайджана, наслаждалась ничем не примечательными, но столь родными ее сердцу, пейзажами сумгаитских улиц. Одна из лучших преподавательниц химии Зоя Багдасарова вдруг подумала, насколько гармонично и удачно сложилась ее жизнь. Ведь у нее было всё: и теплый, уютный очаг, и обожаемые дочь Римма и внучка Кристина, и почитающий ее муж Армо. Вспоминая родных, не по годам активная Зоя ускорила свой шаг, дабы дойти до дома прежде, чем уснет ее маленькая Кристиночка. Жалела она лишь об одном, что, придя домой, не застанет славного зятя Эдуарда, отправившегося в Москву на празднование бракосочетания бывшего одноклассника…
Покоренная умилительными мыслями, женщина почти дошла до дома, как вдруг в метрах ста от нее с невероятным грохотом приземлилось нечто громоздкое. Шумное действо мгновенно вывело тетушку Зою из пучины трогательных дум. Испугавшись, женщина всё же решилась подойти и посмотреть на брошенный сверху предмет. Она была уверена, что это ничто иное, как результат озорных проделок дворовой ребятни, которой такое хулиганство казалось смешным и безобидным. Приблизившись к месту падения, Зоя оторопела! Перед ней лежало бездыханное человеческое тело, от мощного падения превратившееся в кровавое месиво. У женщины подкосились ноги. Ей стало трудно дышать. Захотелось как можно быстрее покинуть это место, закрыть глаза и стереть из памяти искореженный образ погибшего. Зоя начала пятиться назад. Сделав несколько шагов, она вдруг потеряла равновесие и упала. Сильная боль в пояснице заставила ее на время отвлечься от увиденного. Держась за спину, тётушка Зоя с несвойственным ей трудом поднялась на ноги. Подобно испуганному, заблудившемуся ребенку она начала оглядываться по сторонам. Открывшаяся картина заставила ее застыть на месте.
Из соседнего дома, пронзительно крича, выбежала полностью нагая женщина лет 60-ти. За ней помчалась группа одетых во всё черное молодых ребят с прутьями и топорами в руках. Оголенная женщина упала на колени, моля мужчин о пощаде, причитая, целуя их пыльную обувь. Неожиданно кто-то из толпы нанес по ее лицу сильнейший удар ногой. Это был своеобразный ответ головорезов на воззвание жертвы к напрочь отсутствующей у них совести. Истошно завопив, женщина упала. Вся окровавленная, она пыталась уползти от обидчиков, но израненное тело не слушалось ее. Стремление женщины выжить переполнило чашу «терпения» толпы. С нечеловеческим остервенением «люди» в черных одеяниях принялись избивать «настырную» армянку. Холодные металлические прутья с заостренными концами, то и дело, обрушивались на изнывающую от боли плоть. И лишь долгожданный удар топора, размозживший голову несчастной, прекратил ее мучительные страдания.
Поодаль от уже мертвого тела пожилой женщины развернулся другой, не менее страшный акт сумгаитской драмы. На сей раз, Зоя стала невольным свидетелем свершения судьбы молодой семейной пары, вероломно пленённой городскими варварами. Крепко держась друг за друга и не желая навлекать на себя гнев озверевших масс, парень и девушка безропотно сносили выпавшие на их долю унижения и издевательства. Молодожены наивно полагали, что, растоптав их честь и самолюбие, дикие орды горожан успокоятся и сохранят жизнь своим соседям. Они надеялись, что их вынужденное молчание в ответ на словесные выпады и уничижительные рукоприкладства дикарей будет достаточной платой за свободу. Оказалось, нет! Смиренность пары еще больше озлобило и одновременно раззадорило городскую чернь. Одичавшая от бурных потоков пущенной ею крови, сумгаитская нечисть начала планомерно окружать своих жертв. Сбив мужчину с ног, мерзавцы вырвали из его крепких объятий молодую жену. Миловидная девушка с ярко выраженными армянскими чертами лица сквозь горькие слезы умоляла о снисхождении. Однако звериная озлобленность не оставила места человеческому милосердию. Часть толпы начала сдирать с девушки одежду, другая - наносила ей удары: кто бил рукой, кто – ногой, а кто – заранее подготовленными деревянными и железными дубинками. Увидев окровавленное лицо жены, парень резко поднялся с земли. Он налетел на беснующихся людей, пытаясь оттеснить их от любимой, но через пару секунд был снова сбит с ног. Осознание бессилия перед дикой толпой сводило парня с ума. Он не мог сдерживать слез. На его глазах избивают жену, раздевают, пытаются обесчестить, а он вынужден лежать на окровавленном асфальте и бездеятельно наблюдать за печально угасающим взором своей женщины. Переполненный отчаянием, парень предпринял еще одну попытку встать и защитить жену, избавить ее от бесконечных унижений, пусть и ценой собственной жизни. Но, увы, и эта попытка оказалась безуспешной. Изуверы, дабы окончательно отбить у неугомонного супруга желание геройствовать, ударами дубинок раздробили кости его ног. Пронзительный стон мужчины заглушил веселое песнопение толпы. За подобную голосистую «дерзость» парня решили наказать пуще прежнего. Накинув на измученное тело легко воспламеняющиеся ткани и щедро облив бензином, его подожгли прямо на глазах жены. Молодая девушка с ужасом наблюдала за тем, как ее любимый, испуская нечеловеческие вопли, сгорал заживо. У нее помутнело в глазах. Подобно многострадальному Комитасу она не знала, смеяться ей или плакать, танцевать под тошнотворное пение головорезов или рвать на себе волосы из-за смерти мужа. Девушка почти потеряла сознание, как вдруг кто-то из толпы сильной пощечиной вернул ее в жуткую реальность. Ведь у изощренных извергов были свои планы на это несчастное создание. Нет, они не хотели ее убивать. Это было бы чересчур банально и просто. Девушке как раз суждено было жить. Но жить растерзанной, изнасилованной и обесчещенной! Жить с бессмертной памятью о былом кошмаре…
От увиденного, Зоя побледнела. Смерть невинно убиенных земляков отпечаталась в ее еще недавно сияющих очах. Она вдруг подумала о своих близких, о дочке и внучке, к которым так рьяно спешила. Мысль о том, что их могла постичь участь той женщины или семейной пары, которых варвары на ее глазах так нещадно и жестоко истязали, повергла Зою в шок. Мерзкий, зловещий холодок пробежал по ее телу. Сердце от тревожных ударов готово было вырваться из груди. Женщина понимала, что в случае нападения озверевших полчищ на семью, она ничем не сможет ей помочь. Но остаться в стороне, не разделить злого рока со своими родными, Зоя не могла. Устремив свой взор на расположенный неподалеку от эпицентра событий многоэтажный дом, она медленно пошла в его сторону. Её не пугала толпа изуверов. На тот момент Зоя готова была отдать им свою честь и жизнь лишь бы не видеть смерть любимых. Но, не пройдя и десяти метров, женщиной овладело сильное головокружение и тошнота. Черная пелена застлала ее опустошенные глаза. Не совладав собой, она упала на асфальт.
Очнулась Зоя, спустя некоторое время, в автомобиле четы Гасанбековых — соседей по лестничной площадке. Лезгинская семья, многим обязанная Багдасаровым, не могла не помочь своим соседям в те злосчастные февральские дни. Предварительно спрятав Армо, Римму и ее маленькую дочку у себя в квартире, они вышли во двор, где уже во всю торжествовал парад смертей. Скандируя лозунги головорезов и выказывая им мнимую поддержку, Гасанбековы обеспечили себе неприкасаемость и «доброжелательное» отношение со стороны кровожадных банд. Воспользовавшись своим «привилегированным» положением, лезгинская пара незамедлительно приступила к поиску Зои, которая, по словам Армо, должна была направляться в сторону дома. Заметили Гасанбековы свою соседку, когда та неподвижно лежала на асфальте. Подойдя ближе и удостоверившись, что женщина еще дышит, они оттащили ее к неподалеку припаркованной машине, имитируя то ли мародерство, то ли издевательство над «трупом» армянки. Поместив соседку на заднем сидении своего автомобиля, оставшегося не тронутым только лишь потому, что принадлежал мусульманам, они мгновенно рванули. Гасанбековы знали, что большая часть родственников Багдасаровых проживает в Баку, поэтому, не раздумывая, помчались в направлении столицы Азербайджана.
Так тётушка Зоя и оказалась в тот последний февральский день 1988 года в доме уже знакомого читателю мальчишки. Убитая горем, она никак не могла смириться с произошедшим ужасом, забыть страшные картины насилия, неоднократно сплывавшие в ее памяти. Женщина искренне сожалела, что не вняла предупреждениям коллег о надвигающейся опасности. Не придала значения нареканиям друзей о необходимости хоть на некоторое время покинуть пределы Сумгаита. Непоколебимая любовь к родному городу ослепила тетушку Зою. Она была уверена, что ее соотечественников, многие из которых, как и сама Зоя, отдали свои лучшие годы этому городу и его населению, никто не посмеет даже пальцем тронуть. Вот почему ее не пугали ни мрачные толпы людей, подозрительно озиравшие микрорайоны с компактным проживанием армян; ни массовые митинги националистов, громогласно призывавшие тюркское население к уничтожению горожан армянской национальности. Зоя жила в другом, своем «Сумгаите», где не было места насилию и унижениям. О том, что этот самый «Сумгаит» - лишь сказочный миф, она узнала слишком поздно.
Поздно раскрылся в ее глазах и истинный облик тех, кто по долгу службы был обязан защищать армян от произвола одичавших масс. Партия и власть, которым такие, как дедушка Самсон, готовы были безоговорочно доверить самое ценное – свои жизни, преступно бездействовали. Выступая в роли наблюдателей, они молча созерцали, как толпы извергов, скандируя националистические лозунги, уничтожали имущество армян, публично насиловали, а после – убивали женщин, разрубали и сжигали мужчин. Столь очевидное попустительство властей свидетельствовало об их заинтересованности в происшедшей трагедии. Преступное соучастие подтверждалось и наличием у погромщиков списков с точными домашними адресами армян, одинакового оружия, а также четкой организацией и единообразием способов и методов осуществления погромов.
Что касается сумгаитских азербайджанцев, то, как позже поведали присоединившиеся к тётушке Зое члены ее семьи, не многие из сочувствовавших беде армян, могли помочь своим соседям избежать тяжкой участи, поскольку сами были недвусмысленно предупреждены чернью: «Спрячете кого-либо, головы поотрубаем»! Лишь некоторые из них, рискуя собственной жизнью, всё же решились ослушаться бунтарей. Стыдливо опуская головы за бесчинства погромщиков и бездеятельность большинства горожан, молча наблюдавших, либо поощрявших и даже подбадривавших убийц и насильников, они своими смелыми, благородными поступками пытались хоть как-то смягчить тот позор, который угрожающе навис над их народом. Но остановить «Варфоломеевскую ночь» в их родном городе было уже невозможно…
Ну, а мы снова вернемся в Арменикенд, где собрание, руководимое отцом малыша, подходило к завершению. Приняв решение встретиться на следующий день для осуществления задуманного плана, соседи начали расходиться по домам. Мальчик, доселе незаметно внимавший беседам взрослых, уставился на отца глазами заново познающего мир. Впервые в своей жизни он смотрел на него не просто как на строгого родителя, ослушаться которого было равносильно тяжкому греху, а как на спасителя, защитника, бесстрашного героя, рядом с которым ему спокойно и легко. В этот миг мальчишка подумал о том, как сильно ему хочется подражать отцу, быть таким же смелым, как и он. Малыш прогнал и страх, который еще с утра казался невыносимым и вечным. Он считал, что сын его отца не должен никого бояться. Мальчик так и хотел выскочить и закричать: «Папа, я готов идти с тобой против дикарей, готов сражаться рядом с тобой, защищать маму и сестрёнку»! Но усталость, да и, что там таить, стеснение тоже, не позволили ему претворить свое желание в жизнь.
На следующий день жители улицы снова собрались в доме мальчишки. Все как один приступили к реализации намеченного плана: одни составляли графики дежурств, другие готовили «коктейли Молотова», третьи разрабатывали методику обороны района в случае начала уличных боев. На улице, да и во всём Арменикенде, наступила совершенно новая жизнь. Жизнь, построенная на гнетущем ожидании приближающейся беды…
Так проходили дни, недели, месяцы. Усиливавшиеся агрессивные выступления воинствующих азербайджанских орд, нескончаемые дежурства армянских мужчин, рев вертолетов, постоянно круживших над бакинским небом — всё это со временем стало восприниматься в качестве привычной суеты серых будней.
Однако всё изменило ноябрьское утро того же 88-го. Не сомкнув глаз, мать мальчишки с ночи до утра просидела у изголовья мирно спящей дочери. Она пристально разглядывала личико улыбавшейся сквозь сон малютки. На лице женщины отчётливо вырисовывались то контуры счастья, то печали, то тревоги. Неожиданно вскочив с места, она быстрым шагом направилась в сторону спальни, где после тяжелого ночного бдения отдыхал ее муж. Преисполненная твердостью духа, она заявила любимому супругу, что больше не намерена терпеть происходящее, что считает необходимым навсегда покинуть Баку во имя благополучия детей, во спасение их жизней и будущего. Аргументация оказалась настолько веской, что отцу семейства ничего не оставалось, как подчиниться воле мудрой жены. Он сам в глубине души понимал, что со временем силы жителей Арменикенда иссякнут. Что постоянно нарастающая агрессия националистов и оказываемая им поддержка со стороны власть имущих рано или поздно выльется во что-то страшное. Расчёт на то, что всё уляжется, что митинги прекратятся, и угроза погромов иссякнет, не оправдал себя. Изо дня в день обстановка накалялась. В таких условиях возможная самооборона арменикендцев становилась бессмысленной и даже чреватой серьезными последствиями не только для обороняющихся мужчин, но и их семей — женщин, детей и стариков.
После непродолжительной, но весьма напряженной беседы родители малыша обнялись. Их полные грусти глаза отражали тяжесть принятого решения. Особенно мрачным и опустошенным казался отец. И это понятно. Ведь ему надо было бросить всё то, что было нажито им неимоверным трудом: дом, работу, окружение. Безвозвратный отъезд из Баку для него, как и для многих других армян советского Азербайджана, означал порывание с привычным, налаженным укладом жизни и уход в туманную неизвестность. Но выхода иного не было. Сумрачное будущее казалось куда более привлекательным, нежели чем жизнь в родном городе в условиях постоянной угрозы жизни и здоровью близких.
В тот же вечер родители мальчишки объявили соседям о своем намерении покинуть Баку. Многие из них были рады услышанному, поскольку и сами помышляли об отъезде, но не решались первыми во всеуслышание заявить об этом. Другие посчитали подобное решение преждевременным, ибо искренне верили, что противостояние в скором времени благополучно завершится, и два народа заживут в мире и согласии. Оптимисты района всеми правдами и неправдами пытались отговорить родителей мальчика от переезда, напоминая им о риске потерять всё, сломаться и не суметь начать жизнь заново. Но отец и мать малыша были непреклонны.
Через несколько дней, решив проблемы с перевозкой имущества, семья отправилась в вынужденный вояж. В салоне зеленоватого «Москвича», на котором гонимые бакинцы должны были доехать аж до самого Еревана, воцарилось гнетущее молчание. Жадно разглядывая каждый кирпичик городских строений, арменикендцы навсегда прощались со своим Баку – городом, с которым еще недавно связывали будущее, строили далеко идущие планы.
Поспешно ностальгируя, родители мальчика и не предполагали, от какой трагической участи спасло их волевое решение переехать в Армению. Они даже думать не могли, что спустя некоторое время после их отъезда, в Баку начнутся местечковые погромы, достигнувшие своего массово-насильственного пика в декабре 1989 — январе 1990 годов. Сотни людей в эти дни окажутся в плену кровожадных шакалов из народного фронта Азербайджана, хищная сущность которых проявится во всей своей изощренно-разрушительной красе. Некогда сияющий город за считанные дни будет окрашен в багровый цвет. Реки невинной крови оросят благодатную землю этого красивого уголка восточного Закавказья.
Чудом уцелевшие в те смутные дни армяне, не успев даже оплакать и предать земле родных и близких, лавинообразным потоком хлынут в пределы исторической родины. Среди них окажутся и некоторые оптимисты, которые еще недавно настойчиво уговаривали семью мальчишки остаться в Баку и продолжать жить, не обращая внимания на крикливых дикарей, призывавших к уничтожению «армянских собак». Их опустошенные и печальные взоры, бледные и неживые лица красноречиво расскажут о пережитой трагедии. О том, как бунтари, окружив наивного дедушку Самсона, безжалостно били и издевались над ним. О том, как в глазах уже бездыханного старика отпечатались ужас и недоумение, страх и разочарование, гнев и ненависть…
Подобные рассказы еще долго будут терзать душу и сердце малыша. Изо дня в день их содержание будет становиться всё безобразнее и страшнее. Но то, что мальчик услышит о жителях нагорно-карабахского села Марага, оставит особый отпечаток в его сознании на все последующие годы.
10 апреля 1992 года трудолюбивые сыновья и дочери Арцаха стали жертвами неслыханного по своей жестокости варварства. Регулярные войска Азербайджана, захватив Марагу, учинили зверскую расправу над мирным населением этого армянского села. Более полусотни человек были преданы мученической смерти. То, что пережили эти люди невозможно описать словами. После услышанного задаешься лишь одним вопросом: неужели люди способны на такой садизм, на такое изуверство?
В этот трагический апрельский день, одурманенные ненавистью и окончательно добитые лживой пропагандой азербайджанские варвары показали безграничность своих возможностей в деле истребления мирного люда, не имевшего никаких возможностей защититься от трусливых подонков, привыкших воевать разве что с безоружными детьми, женщинами, и стариками. В надежде получить блестящую оценку от военного руководства страны, так называемые солдаты с особым рвением принялись за избиения ни в чем не повинных селян. Целый день они крушили и громили дома, истязали людей, чуть отдышавшись, начинали всё заново.
Одичавшая «аскерщина» Азербайджана в мгновенье превратила некогда цветущую Марагу в одну большую братскую могилу, вид которой мог ужаснуть даже самого искушенного мерзавца. Ведь даже он, этот самый мерзавец, не смог бы равнодушно глядеть на трупы заживо сожженных Алеши Овсепян и Вари Мсерян, расчлененных Норы Степанян и Эдика Бадалян, раздавленной танком Забэл и привязанного к танку Арарата Алексанян, которого варвары несколько часов играючи «катали» на своей боевой машине, пока израненное от постоянных столкновений с сельскими руинами тело не перестало дышать…
Марагинская трагедия окончательно лишила многотысячных армянских беженцев сокровенной надежды на возвращение в родные края. Череда беспрецедентного кровопролития, охватившая село, да и все армянонаселенные регионы Азербайджана и Арцаха, заставила их смириться с удручающей реальностью. Они более и слышать не желали о социалистическом и любом другом братстве с извергами, которые, наплевав на мораль и честь, безжалостно громили их очаги, уничтожали их братьев и сестер, унижали матерей и отцов. Несчастные люди, подавленные горечью пережитых невзгод, мечтали лишь об одном: поскорее забыть об азербайджанских ужасах и начать жизнь заново...
Пытался позабыть о повествуемых трагедиях и автор сих строк. Долгие годы он старался не думать о тех страшных событиях, не травить свою душу мерзкими воспоминаниями о нелюдях, учинивших зверскую расправу над его соотечественниками. Но постоянные «визги», доносящиеся с разных концов Света, о необходимости мирного сосуществования с продолжателями политики армяноненавистничества неминуемо возвращает к мрачному прошлому.
В этой связи невольно задаешься вопросом: неужели политикам просвещенного Запада, утонченного Востока, пылкого Юга и холодного Севера не понятно, что с тех самых пор до дня нынешнего в мышлении современных архитекторов азербайджанского общественного мнения ровным счётом ничего не изменилось!? Неужели им не ясно, что общественность этой республики не имеет никакого намерения мириться с армянством, жить с ним в дружбе и согласии!? Разве не видят они, что благодаря правителям этой авторитарной страны «армянин» прочно засел в сознании обманутого азербайджанского народа в образе врага, которого нужно непременно уничтожить, лишить дома и Родины!?
Так к чему подталкивают армян внешние и внутренние «оптимисты»!? Не к попыткам ли пережить новые «баку» и «сумгаиты»? Не к продаже ли Родины и интересов нации взамен на их узко-меркантильные нефтегазовые интересы!?
Если так, то, может, приведенные ниже цитаты дадут понять ангажированным представителям международного сообщества и продажным шкурам Армении, что народ армянский не слеп и не глух, и что он прекрасно видит, с кем призывают его дружить, а, следовательно, никогда не пойдет на попятную!
«...Ложь и предательство в крови у армян». (духовный (!) лидер Азербайджана Гаджи Аллахшукюр Пашазаде)
«На церемонии вручения премий народная артистка Азербайджана Ильхама Гулиева узнала о том, что муж популярной турецкой певицы Фунды Арар - армянин. И Ильхама ханум, следуя принципу "мне чуждо то, что дорого армянину", отказалась от общения, знакомства, дружбы с этим человеком. Этим народная артистка продемонстрировала свою любовь к Родине» (пресс-секретарь артистки Фаиг Алекперли)
«...Кажется странным, что молодежь переписывается с армянами. Если это делается ради дружбы, то они дураки, еще раз повторяю — дураки... Люди, которые входят на сайт «Odnoklassniki.ru» ради дружественной переписки с армянами, - не азербайджанцы» (депутат Милли Меджлиса, писатель-журналист Агиль Аббас)
«...Я против дружбы с армянами... Существует понятие «патологическая ненависть» – так вот, у меня к армянам именно такая ненависть. Не может быть хорошего армянина для азербайджанца или турка...» (председатель Комиссии по защите прав и делам несовершеннолетних Сабаильского района города Баку Халида Байрамова)
«…Хайи (армяне — М.С.) - это пришлый сюда народ. Вся территория так называемой «Республики Армения», каждый её клочок земли, является исконной землей и территорией азербайджанской нации. И любое историческое царство, когда-либо существовавшее на этой земле, было царством азербайджанской нации, независимо от её религиозной принадлежности в тот или иной конкретный исторический период» (лидер Гуманистической (!) партии Азербайджана Октай Атахан)
«...На пустом месте они «создали» нацию, назвав её нашим исконным именем «ар-мян», списали с нашей истории «историю» этой так называемой «армянской нации», которая во всем мире ныне признана как одна из древних и даже древнейших наций. Всё это - чудовищная фальсификация и мистификация» (лидер Гуманистической (!) партии Азербайджана Октай Атахан)
«Мне все равно как Рамиль Сафаров убил армянского офицера. Главное, что на одного Гургена стало меньше, и тем больше азербайджанцев будут убивать армян, тем меньше их станет» (лидер национал-демократической партии Азербайджана Искандер Гамидов)
Микаэль Саюнц
Armenia Today