...Худое, будто иссеченное дождем и ветром лицо. Острый и одновременно печальный взгляд. Кажется, одни превратности судьбы, а не ясные лучезарные дни оставили след на его лице. Определенно в этом лице есть что-то трагическое. Этот портрет Шарля под названием "Одиночество в толпе" наряду с другими портретами великого шансонье Александр Баграмян представил вниманию зрителей на своей выставке в уютном книжном магазине "Бюрократ" на улице Сарьяна в Ереване. В зале трудно было найти свободный метр: большинство зрителей ждали своей очереди на улице.
ОТЛИЧИТЕЛЬНАЯ ЧЕРТА ЛЮБОГО ИЗ ПОРТРЕТОВ Шарля Азнавура - хочется смотреть, а не рассуждать. Портреты эти очень выразительны, наполнены чем-то очень живым и страстным, в них пленяет соединение художественной и конструктивной четкости, остроты и точности передачи чувства. Рисунок, линия, которые создают гармонию лица, содержат еще один очень важный компонент, который все скрепляет, - определенное состояние. Все эти портреты выполнены художником в разное время и, естественно, отражают разное душевное состояние человека на портрете. Зерно образа артиста в портретах точно схвачено и поразительно угадано. Это тонкое и умное искусство, созданное рукой талантливого художника, наблюдательного и острого. "Зрительная эрудиция" художника направлена исключительно на то, чтобы глубже изучить характер портретируемого, с которым Баграмяна связывают долгие годы дружбы. Цикл портретов, посвященных Шарлю Азнавуру, приурочен к юбилею великого шансонье. Это всего лишь малая толика огромного портретного наследия автора.
Искусство Александра Баграмяна не отличается разнообразием жанров, но на редкость разнообразно людьми. Оно прежде всего портретно. Сотни человеческих лиц в творчестве Александра отражают его великую жадность к людям. Можно сказать, что он живет в густой толпе. Художник явно радуется, рисуя выразительные детские лица, портреты друзей-артистов, художников, поэтов. Он считает вершиной живописи рисунок, который позволяет художнику свободно выразить любую мысль, преодолев сопротивление белого листа. Подлинным мастерством и артистизмом отмечены портреты литературоведа Левона Мкртчяна, поэта Амо Сагияна, джазмена Левона Малхасяна, которые нам довелось увидеть на других выставках художника.
В этих портретах, как и во многих других, исключая, может быть, портреты государственных деятелей, он стремится к выявлению личностных, психологически углубленных черт, особенностей темперамента, характера портретируемых. В них нет холодного отчуждения от модели, напротив, ощущаешь затаенный восторг, согласие автора с изображенным миром, что не мешает ему видеть этот мир в неожиданных ракурсах, в графической строгости. Человеческую неповторимость художник видит не в физических проявлениях. Герои Баграмяна бездействуют: ни динамики движения, ни жеста, фоны "неизобразительны", нейтральны. Модель он видит в постоянстве характера, в оттенках внутреннего склада героев, воспринимая эти оттенки в цельности. Он не излагает сведений о человеке, а улавливает его "я" в манере себя держать, наклоне головы, передавая это скорее намеком, нежели развернутым пластическим построением.
поэт Амо Сагиян в портрете, написанном А.Баграмяном. Кажется, что его взгляду открылось нечто такое, что зритель лишь чувствует, но до конца познать не может. Дело не в том, что Сагияна сразу узнаешь таким, каким он выглядел в последние годы жизни. Может быть, художник и не знал подробностей его биографии, всю его поэзию, но, видимо, из общения с ним родилось понимание художником личности глубочайшего поэта-философа, предельно честного в своем творчестве. Мудрость и доброта, взыскательность к труду поэта, терпкий юмор и вместе с тем одаренность высокой романтикой - таков этот портрет.
Подлинность и некоторая холодноватость отличают портреты государственных деятелей - Сержа Саргсяна. Владимира Путина, Дмитрия Медведева, Юрий Лужкова и других. Просто легким движением пера нарисованы эти лица. Но странно - проступает характер, запечатлена живая модель, подмечено то, что вызывает легкую улыбку.
Особый интерес представляет цикл афганской серии. Подавляющее их большинство - натурные рисунки. Они ценны именно живой непосредственностью первых, самых свежих и точных впечатлений. Но работы этого цикла не есть стремление лишь удержать ветер странствий, в них нет поспешности, которой часто грешат путевые зарисовки. Художник прожил в Афганистане около трех лет в самые горькие дни войны, поэтому его афганская серия - это не репортажные зарисовки, а цельные по сочетанию вмещенной в ней информации и художественных достоинств картины. Колоритно сквозь военные будни проступают образы афганцев, через которые художник пытается раскрыть внутреннее смятение людей, оказавшихся по воле рока в жесточайшей мясорубке войны и не понимающих, что происходит вокруг них. Тем не менее эти люди спаяны общей судьбой, одним желанием - отстоять независимость своей страны.
Не менее интересна кубинская серия художника, в которой почти нет какого-то особого национального "акцента", притом, что национальное таинственным образом проступает в обликах персонажей, в их позах, мимике, одежде, темпераменте. Кстати, за эту серию художник в свое время удостоился республиканской премии.
НАЛИЧИЕ ШКОЛЫ, ОСОБОЕ МАСТЕРСТВО ощущаются в серии работ, изображающих обнаженную модель. Авторская манера строга, сдержанна, но по-своему очень свободна, артистична.
"Хроника ереванских дней" - так названа одна из его картин, написанная в самом начале 90-х годов. Это первый обобщенный символ круто изменившегося времени. Возвышающийся над снегом купол храма с темнеющими вокруг голыми деревьями, зимний пейзаж в бежево-коричневых тонах и одинокая старушка с хворостом, застывшая на дороге. Чем-то перекликаясь с картинами сюрреалистов, картина эта навевает грусть и оттого врезается в память. Хотя легко ли забыть суровые 90-е годы, когда тысячи людей вмиг оказались в нищете, голоде и холоде? Вместе с тем в этой одинокой старушке художник почувствовал и неизбывную силу. Откуда ее истоки? От земли родной, от воздуха, храма, тянущегося к небу, от общей древней основы, которая явила себя в этом сгущенном виде.
А вот другая картина - свидетельство еще одной драматической страницы в недавней нашей истории: трагическая судьба армян Сумгаита в 1988 году. Это чудовищное зрелище растоптанной в прах жизни, попрание всего человеческого. В центре полотна - распластанная на земле женщина, а вокруг множество оскалившихся хищных крыс. Образ - символ.
Не громким голосом Александр Баграмян выражает свои чувства, но убедительно, и даже паузы его полны смысла. Жестокость, проявленная к народу, не может оставить его душу в гармонии, и художник остро сознает это. Сознает как армянин, который с болью видит несовместимость внутренней гармонии с действительностью.
Эти и ряд других картин стали не просто демонстрацией техники в соединении с нравственной позицией художника-гражданина, а именно благодаря этому сочетанию стали знаками времени, равно как и лучшие из десятков образов современников, созданных в последние десятилетия. Это не долг перед своей страной (с 90-х годов Баграмян живет в Москве), а естественное продолжение его в творчестве.
Страсть к путешествиям отражена во многих листах художника. Как будто ведомый своей страннической судьбой, внутренней необходимостью странствий, он переходит с места на место, отходит от того, что сделано, к еще не сделанному, которое мерещится ему где-то в мечтах. Доктор философских наук Александр Сизиф, анализируя творчество художника, отмечает, что жить в разных странах, тесно общаться с представителями многих народов для Баграмяна естественно так же, как для птиц их миграция на огромные расстояния. В таких условиях трудно запастись капиталом теоретических изысканий о собственном творчестве. Едва к нему начинали привыкать на одном месте, проявляя к его творчеству интерес, как он оставлял уже наладившийся быт, заслуженные лавры и оказывался в другой стране, не боясь новых стартовых условий.
"Баграмян не делает секретов из своего технического арсенала, - пишет Сизиф. - Карандаш, рисунок - такова его дальнебойная и художественная артиллерия. Самое на первый взгляд простое при более внимательном изучении оказывается поражающим воображение. И зрителя охватывает изумление от неисчерпаемости рисунка как абсолютного явления". Сам же Александр Баграмян ощущает себя художником-путешественником, оказавшимся на переломе, когда надо решать для себя: по-прежнему писать в комфортных условиях сложившегося имиджа или снова, как в молодые годы, удовлетворять жажду к перемене мест, к новому масштабу творчества...
Наталия Гомцян, "Голос Армении"