Есть в году один месяц, когда армяне должны желать войны. И месяц этот - май. Я не знаю, как соотносится расположение Армении к расположению звезд на небе, но майские светила определенно благоволят армянскому аппетиту. Они освещают единственно верный путь, причем звезд с неба никто и не хватает. Звезды сами, как загаданное желание, падают и ложатся на погоны.
Есть в году один месяц, когда армяне страстно должны желать возмездия. И не потому, что май покровительствует армянскому оружию, а потому, что он идет после апреля, когда лишь одно возмездие мотивирует существование, а потому и покровительствует армянскому оружию.
В мае армяне никого не должны слушаться, они должны быть неуправляемыми, неконтролируемыми, дерзкими и злыми. И уж никак нельзя армянам подписывать в мае какие-либо не те соглашения.
Шестнадцать лет назад армяне подписали не то соглашение.
Почему Ереван пошел на этот шаг? Владимир Казимиров, который тогда был полномочным представителем российского президента по Нагорному Карабаху, вспоминает: "Упорные бои весной 1994 года у Тертера, что к северу от Степанакерта, грозили новой катастрофой: выход армян на реку Куру отсек бы северо-западный выступ Азербайджана… Баку уже не выдвигал предварительных условий, готов был и к длительному перемирию".
Конечно, мир – это здорово, тем более в нашем случае, когда бои велись в шестидесяти километрах южнее столицы, не говоря уже о самом Карабахе. Но, спрашивается, стоило ли после всего того, что уже было преодолено, а именно - после стольких лишений и тысяч жертв, после взятия под свой контроль всей военной, моральной и психологической инициативы, после того как эти негодяи - моджахеды и чеченские наемники - были отброшены куда-то далеко, приостанавливать дальнейшее продвижение?
Стоило ли отказываться от перспективы установления своего контроля над жизненно важной для этой топливной империи коммуникационной артерией - участком трубопроводного и железнодорожного транспорта, от лишения возможности транспортировки на этой артерии углеводородного сырья, от той же перспективы разрешить территориальный вопрос посредством пресловутой топливной дипломатии? И наконец, стоило ли это делать именно в мае, когда сами горные тропы стелются под изношенными армянскими сапогами сказочной скатертью.
Вот уже в шестнадцатую весну мы ловим себя на мысли о том, что победа, одержанная в Карабахской войне, должна была ознаменоваться выходом к прикуринскому транспортному узлу. Ловим себя на мысли, что контроль над этим участком в корне изменил бы расклад сил и геополитическую обстановку в регионе, что выход в долину Куры предопределил бы обсуждение именно этого пункта в качестве особой переговорной статьи, что "катастрофа", о которой говорил Казимиров, и "отсечение северо-западного выступа Азербайджана" - это даже совсем неплохо…
В остальные одиннадцать месяцев можно бесконечно говорить о том, что "худой мир лучше войны", обманываться другими поговорками, но в мае, именно в мае, когда в армянском саду расцветают аварайрский платан, сардарапатский тополь и шушинский кипарис, когда почки набухают энергией победного взрыва, а под развесистой кроной растопыренных ветвей вечно молодая Таманская дивизия отбивает кочари, не только ладони свои разбивая при этом, но и грезы соседского двора, именно в мае… дозволено ли отключать рубильник. Ведь в мае армянские музы должны молчать. Ибо, как только к утру 5 мая проснулись в Бишкеке армянские музы, азербайджанские пушки приступили к делу. Стоило ли нам останавливаться, когда "еще немного, еще чуть-чуть" - и Победа!
Остановка стоила нам стратегических позиций. Соседние власти начали даже кривляться, не решались подписываться под протоколом. Понять такую позицию не мудрено: осознание того, что по состоянию на май 1994 года установление режима прекращения боевых действий означало почти то же, что и "легализация" - пусть даже на неопределенное время - суверенного существования Нагорного Карабаха, озадачивало разжигателей войны. С другой стороны, иного выхода, кроме как признания протокола, им не оставалось: в противном случае открывалась перспектива установления армянского контроля над жизненно важной для этой топливной республики коммуникационной артерией. И вот тогда уж точно капут.
Тот же Казимиров вспоминает: "В кабинете тогдашнего азербайджанского президента Гейдара Алиева в Баку мы подготовили текст соглашения, с тем чтобы его подписали министр обороны Азербайджана и командующий Армией обороны Нагорного Карабаха. Но Гейдар Алиев просил еще раз попытаться подключить Ереван. Российские дипломаты, кстати, давно говорили Еревану, что Армения - прямой участник конфликта, но там уходили от признания своей роли, хотя в итоге все же согласились подписать".
Почему, спрашивается, пошел Ереван на такой шаг? Разве не знал он, что в мае армяне не должны никого слушаться и подписываться под чем попало? Ведь прилежностью своей такой шаг способствовал трансформации не столько идеологического, сколько правового аспекта проблемы - ее перехода из плоскости азербайджано-карабахского в формат азербайджано-армянского противостояния. Не здесь ли корни постепенного вытеснения Степанакерта из переговорного процесса именно как стороны конфликта? Говорится же, ереванская подпись под соответствующими актами была поставлена по требованию Баку.
Подготовленный в алиевском кабинете текст пришлось повторить на трех листах для раздельной подписи каждой из трех сторон. Азербайджанский министр обороны подписал свой лист 9 мая в Баку в присутствии российского посредника, 10 мая документ подписал в Ереване армянский министр, 11 мая в Степанакерте - командующий карабахской армией. Эти три листа с подписью одной стороны на каждом, сведенные в Москве воедино, и стали соглашением о прекращении огня в Нагорном Карабахе от 12 мая. Азербайджан таким образом спасся. Потом он начал с новой энергией осваивать шельф, поставлять топливо на Запад и называть армян агрессорами.
И все потому, что в мае мы предали символику нашего же мая, остановились. В мае можно и нужно быть злым и непослушным, нужно менять ракурс восприятия Бишкека и Москвы, ведь потом наступят июнь, июль, август…
Видимо, именно поэтому и именно 12 мая министр обороны НКР генерал-лейтенант Мовсес Акопян неожиданно для многих, но отнюдь не для всех заявил: "Возобновление войны неблагоприятно для Азербайджана и благоприятно для нас, потому что мы с легкостью можем осуществить поставленную перед нами задачу. Я думаю, что тогда мы окончательно и навсегда решим карабахско-азербайджанскую проблему".
Арис КАЗИНЯН, "Голос Армении"