Традиция велит отмечать даты побед, триумфов и открытий. Но памяти достойны не только они. Прав Альберт Эйнштейн: «Порой поражения учат побежденных побеждать». Но лишь тех, кто извлекает из них уроки.
История не раз сурово учила тех, кто верил: построить свободное и демократическое и общество развития – легко.
После краха царизма о России говорили как о самой свободной стране мира, а либералы и буржуазные демократы верили в победу. Но – только восемь месяцев. В октябре 1917 года они были разбиты. А после – и в гражданской войне. А их соперники установили однопартийную диктатуру, навязали свою версию марксизма и «советский образ жизни».
С 1918 по 1922 у Италии был выбор: демократия или диктатура. Назначение Муссолини премьером с особыми полномочиями и утверждение ультра-правой тирании на годы положило конец любому выбору.
85 лет назад демократия пережила одно из тяжелейших поражений – приход нацистов к власти в Германии. И Эйнштейн, как и многие другие, получил шанс проверить гипотезу об освоении побежденными науки побед. Но – в изгнании.
Мир дал убежище миллионам беглецов из России, Италии и Германии, где были созданы системы, которые, при всех различиях, роднила важная черта: диктатура, успешно сочетающая два вида насилия – физическое и психологическое. Репрессии и пропаганду. Так правящие партии пытались превратить общества в монолит, отрицали разномыслие, свободу личности, слова и собраний, независимый суд, многопартийность. В СССР с ней покончили на рубеже 20-х. В Италии – в 1926-м . В Германии – летом 1933 года.
К тому времени там уже разгромили компартию. Разогнали профсоюзы. И объявили вне закона социал-демократов, обвинив в госизмене партию, с 1918 года служившую фундаментом Веймарской республики.
История этого государства – непростая и по-своему захватывающая – хорошо описана.
Но сейчас нам важно, что нацисты, вскоре после прихода к власти приступившие к разрушению Европы, начали с крушения собственной государственности. Которое ярко выдали за ее утверждение.
Закулисные интриги и сговоры, приведшие к гибели демократии в Германии подробно исследованы. Нас же интересует иной мощный инструмент – пропаганда.
Нацисты знали: взять власть можно лишь при массовой поддержке. Управляя мыслями и чувствами немцев – их выбором. Для этого использовали и отряды громил-штурмовиков; и символы, знаки, знамена, газеты, плакаты, митинги, речи, песни, обряды, ритуалы и снова символы.
Цель: изо дня в день подчинять сознание новых групп людей: рабочих, безработных, крестьян, малого бизнеса, интеллигентов, чиновников, крупных дельцов, военных и аристократов. Обращая к каждой группе особые «послания», образы и «языки».
Роберт Лей входил в рабочие клубы в бриджах и белой рубахе, закатав рукава. Движением по сцене, жестами и голосом он завораживал зал. Говорил о позоре (произнося «Версаль» – дрожал от омерзения), о занятом Руре (сжимал кулаки), об отнятом флоте, о нищете, зарплате и работе. Ему хлопали. А когда он спрашивал: «Вы хотите ждать еще 30 лет?» – хором кричали: «Нет!»
Рудольф Гесс – ученик геополитика профессора Хаусхофера — говорил со студентами и лекторами. Рассуждая о политической науке и толкуя философов, сводил беседу к грядущему величию, новым жизненным пространствам и абсолютному авторитету национального лидера.
Герман Геринг пил шампанское с баронами, генералами и воротилами в салоне княгини Гизелы цу Вид, славя германский дух, нацию и дар вождя.
Работяги дрались, но все чаще создавали «Национал-социалистские ячейки». Студенты спорили, но учреждали нацистские союзы. Бароны смеялись, но, как принц Оленбург-Хертефельд, вступали в НСДАП. «Короли индустрии» инвестировали деньги. А «простые немцы» голосовали за социал-демократов – партию, от которой ждали лучшей жизни. Но ее все не было.
Их гордость стонала, уязвленная «позором Версаля», смутой 1918-20 годов, черным рынком, разгулом банд, инфляцией, безработицей. На всем этом все более изощренно играли нацисты.
Стратегической удачей стал для них кризис 1929 года, обрушивший финансы и производство. Стало легче обвинять: евреев – в заговоре с целью продажи Германии мировому капиталу; демократов – в неспособности обуздать кризис; коммунистов – в попытке отдать страну большевикам. И все это – с яростью.
Боевые отряды партий – «Рот-Фронт», штурмовики и «Железный фронт» социал-демократов – проводили сборища и побоища. Стены покрывали звезды и свастики. Их зачеркивали стрелы «Железного фронта». Шла битва слов и знаков. И в ней брали верх нацисты.
Они «интуитивно обращались к природной сути людей, – пишет видный деятель «Железного фронта» – русский эмигрант, ассистент Ивана Павлова, физиолог Сергей Чахотин в книге «Изнасилование масс. Психология тоталитарной политической пропаганды», – А социал-демократы слепо следовали марксистской догме: индустриальный мир – доска экономической игры. Люди – ее фигуры, наделенные пищеварением. Кризисы вызывают голод и безработицу. Поэтому люди голосуют на выборах за силы прогресса. Так есть и так будет».
Но было не так.
Они верили, что инстинкт, который Чахотин именует «пищевым», побудит массы выбрать их, сторонников мира и сытости. А нацисты работали с инстинктом борьбы (по версии Чахотина), создавая условный рефлекс агрессии – компенсации «унижения», «слабости» и «бедности» путем полного изменения страны.
Нацисты считали себя революционерами. Это о них Вильгельм Райх писал в книге «Психология масс и фашизм»: «Слияние реакционных идей с революционными чувствами рождает фашистский тип личности». Которой нужен вождь.
И Руди Гесс придумал «фюрер-принцип» – постулат об абсолютном авторитете вождя. «Фюрер… – Пишет Райх, – олицетворяет фигуру авторитарного отца. Воплощает эмоциональные особенности, которые прежде приписывали… отцу-защитнику. В дебатах с национал-социалистами мне приходилось слышать, что Гитлер понимает всё лучше их – «он всё устроит». Здесь ясно проступает потребность ребенка в защите со стороны отца. Это она позволяет диктатору «всё устраивать».
Демократия не может и не должна быть построена на основе такого взгляда». А нацисты внедрили его в сознание множества немцев. За что те дорого заплатили.
А их оппоненты не справились. Они заявляли: «Дисциплина! Выдержка! Ответим врагу поданными за нас голосами!»
«Да, – пишет Чахотин, – когда те надают нам пощечин». «Железный фронт» боролся, но пассивность лидеров партии всё сводила на нет.
30 января 1933 они подписывают свой приговор, отказавшись от мобилизации в ответ на назначение Гитлера канцлером. И получают декрет «О защите немецкого народа», поджог Рейхстага, и, наконец, декрет «Против предательства немецкого народа и происков изменников родины», по сути вводящий чрезвычайное положение. Нацисты захватывают улицу. Выборы идут в обстановке террора и господства их пропаганды.
И 5 марта они получают то, чего хотят. У НСДАП 43,91% – против 18,25% у СДПГ; 12,32% – у коммунистов и 25,52% у всех прочих. У них 288 депутатов. Они побеждают демократов их же оружием. Победа не полная – 51% нет. И не нужно. Гитлер и без того назначен канцлером. И делает всё, чтобы покончить с демократией и превратиться из вожака партии в национального лидера немцев. К осени в стране просто нет оппозиции. Без нее манипулировать народом легче.
В ту пору пропагандисты шли ощупью – искали пути к внедрению в массовое сознание рамок поведения и деятельности. И постепенно понимая: их цель – не распространение взглядов, аргументов и фактов ради создания общественного мнения о проблемах, людях, планах и т.п. (как порой считают и сейчас).
Цель – дать людям общую картину мира. А после вставлять в нее любые образы – бойцов и вождей, врагов и друзей, предателей и патриотов, добро и зло, цели и преграды, казни и награды, беды и победы. А при нужде – менять.
Говори, что хочешь: «мы в кольце, но мы – сильнее»; «в войне погибнет две трети человечества, но враг будет уничтожен» и т.п.. Не важно, из какой эпохи образ. Важно, что аплодируют.
Важно, что инстинкты: борьбы, питания, размножения, «материнский» – управляемы. Их можно «включать» и «тормозить», «играть» ими. Строить на них рефлексы открытые Павловым. Как? Это описал профессор Чахотин. Не зря во Франции, Британии и Штатах его «Изнасилование масс» продали мигом. Жаль, поздно – мировая война уже шла.
Социал-демократы и другие противники тоталитаризма либо сдались, либо сели в тюрьму, либо бежали. Как тысячи людей, включая Эйнштейна, лидера социал-демократов Вельса, психиатра Райха, физиолога Чахотина и поэта Брехта.
Который, кстати, заметил: «Побежденным надо помнить: после их поражения растут и множатся противоречия, грозящие победителям». И был прав! Тоталитарные режимы рухнули. Но пропаганда, с помощью которой они пришли к власти, управляли народами и вели их к катастрофе – осталась. А ее мастера, похоже, учли уроки.
Дмитрий Петров, https://www.gazeta.ru/