Возможно, специфика армянского посттравматического синдрома уникальна, а может быть, в мире есть ещё и другие нации, чья реальность держится в подобных тисках. Даже евреи, пережившие погромы, дело Дрейфуса, Хрустальную ночь в 1938 году, наконец, Холокост, имеют "люфты" - такие периоды, когда история даёт возможность восстановить не только генофонд, но и душевные силы. Впрочем, арабо-израильский хронический конфликт не позволяет в полной мере говорить о преимуществах судьбы евреев перед армянской.
Геноцид, война, геноцид, переселения, быстрое включение в жизнь других стран, адаптация, социализации, успех, отчасти репатриации в Восточную Армению, тюрьмы, война, землетрясение, война, подготовка к новой войне - в этих перечислениях не соблюдается хронология, но названное обусловливает тяжелейшую судьбу армянской нации. А ведь она была рождена совсем для иной жизни и миссии - для созидания, искусства, веры. Но история навязывает ей другую.
Обстоятельства таковы, что излечиваться от болей времени нет. В этом отличие армянского посттравматического синдрома от других, по сути он не является "пост".
Исцеляться от боли 1915 года многим пришлось подспудно, идея мемориала была публично озвучена только в 1965 году, в 50-ю годовщину геноцида. Отчасти это стало причиной армянского советского Ренессанса, он чувствовался иначе, чем пресловутая радость коммунистического созидания в других республиках в период развитого брежневизма.
В 1990-х чудовищным образом совпали две трагедии - землетрясение и Карабах. Душа - это не тело, ее нельзя натренировать, сделать сильной. Запас душевных сил часто передается не только от родителей, но и от природы. В случае с армянами - большую роль играет и армянская матрица, быстро восстанавливающая и исцеляющая. Но здесь есть и свои "подводные течения".
Так, на черные последствия геноцида 1915 года ложилась беда за бедой.
Это были годы, когда Россия изучала свои трагические страницы истории, Виктор Астафьев пишет неоконченный роман "Прокляты и убиты", вызывающий шквал критики, оскорбления, в том числе и со стороны ветеранов Великой отечественной. Подобные чувства не так давно испытал Акрам Айлисли.
И все-таки окопная правда Астафьева была принята большей частью российского общества, он договорил ее в 2001 году в "Пролетном гусе", показав новый ракурс на идею Леонида Андреева. "Красный смех" - это когда два полка одной армии уничтожают друг друга, приняв за неприятеля. Эта правда была очень нужна чуть раньше, в 1961 году Григорий Чухрай снимает фильм "Чистое небо", где герой Урбанского олицетворяет собой новое "потерянное поколение".
Мы ещё не знали, сколько жизней советских людей положили сами.
В 1990-х годах в Армении, когда Карабахский конфликт вошёл в стадию заморозки, также была заморожена тема посттравматического синдрома. Сегодня Украина публикует страшные цифры о суициде 500-1000 мужчин 35-45 лет, на которых государство тратило копейки, но и потом прекратило реабилитацию. Общественный деятель Дмитрий Карпинский считает, что это нормальные цифры - из 350 тысяч воевавших в АТО наложило руки каких то 500. В США после Вьетнама от этого синдрома погибло больше, чем в саму войну.
В Армении социально-психологический аспект этой войны был смят, он не был должным образом отработан в кино и литературе. Нация чувствовала боль так часто и по разным причинам, что трудно было понять, какими лекарствами можно исцеляться. Нужно было жить, а не бесконечно оплакивать своих мертвецов, и это подчас "быстрое засыпание" родовых болей обернулось проблемами "белого геноцида".
Если во время Сталина вчерашние победители попали в лагеря или в "ежовые руковицы", то в Армении карабахские герои стали причастны к созданию коррупционной схемы, подкрепляемой опытом войны, и она была направлена уже против своего народа. Было бы нелепо представить, что ветеран ВОВ в СССР мог бы обрести судьбу генерала Манвела.
В этот исторический момент в Армении не появилось публицистики, литературы, кто мог бы удержать авторитет творцов прошлого, таких как Ованес Туманян или Аветик Исаакян. В искусстве продолжали заниматься событиями 1915 года, потом и Сумгаитом, но почти никто не писал о тех, кто был убит своими армянскими руками. Были рассказы, среди них Дмитрия Писаренко "Дядя Лёва", Ованеса Азнауряна "Оставить сердце на войне", где была констатация проблемы. Да, такая тема всегда ставит жизнь и судьбу писателя под угрозу. Из страны выезжали неугодные предприниматели и бизнесмены, но по большому счету ни один писатель или художник не вошёл в прямой конфликт с властью, чтобы личность его оценивалась словом "диссидент".
Такой же кризис интеллигенции постиг и Украину, где мужественно многое сказал теперь убитый Олесь Бузина.
Многие армяне уезжают из страны не по причине безработицы, а из-за удушья. Именно поэтому армянская весна не имеет ничего общего с событиями в Праге, когда на смену коммунистам пришли диссиденты, среди них Вацлав Гавел. Пожалуй, единственный, кто громко озвучил свою позицию, был Сос Саркисян, писавший в книге "Разорванное время" о том, что разлившаяся карабахская река принесла с собой муть.
Именно поэтому сегодняшние перемены идут через слом государственных механизмов, через отрицание, во многом на ощупь.
Валерия Олюнина