Референдум о независимости Иракского Курдистана, вызвав рост напряженности в регионе, в то же время не оправдал некоторых прогнозов о начале нового ближневосточного вооруженного конфликта. Реакция соседей Ирака – Турции и Ирана - не перешла в плоскость силового противостояния, сосредоточившись главным образом в сфере резкой риторики, экономических санкций и транспортной блокады.
При этом примечательно, что Турция, несмотря на резкие заявления, пока не реализовала свою наиболее серьезную угрозу перекрыть нефтепровод из Иракского Курдистана, доходы от которого являются основным источником валютных поступлений автономии. Данный аспект, скорее всего, отражает стремление Анкары не сжигать мосты в отношениях с автономией, во многом экономически зависимой от Турции.
В СВОЮ ОЧЕРЕДЬ И БАГДАД ПРИ ВСЕЙ СВОЕЙ ОТРИЦАТЕЛЬНОЙ РЕАКЦИИ на итоги референдума неизменно исключает возможность силового разрешения конфликта. В целом пока силовой сценарий маловероятен, за исключением возможной конфронтации между Иракским Курдистаном и Багдадом из-за спорных территорий. Наиболее взрывоопасным в этом плане является нефтеносный район Киркука, обладающий смешанным этноконфессиональным составом населения и перешедший под контроль курдов после наступления группировки ИГ в 2014 году.
Подобная, несколько двойственная реакция Багдада отражает как текущую военную ситуацию в Ираке и вокруг него (ни у Багдада, ни у его союзников нет наличных сил для прямого конфликта с курдами), так и во многом тактический характер действий самих курдов. Как до референдума, так и после него Эрбиль подчеркивал необязывающий, по сути консультативный характер референдума, свой отказ от немедленного провозглашения независимости, а также готовность курдской стороны начать переговоры с Багдадом об условиях отделения. Таким образом, проведение референдума на практике не означало немедленного запуска дезинтеграции Ирака.
Данные заявления являются отражением стремления руководства Иракского Курдистана посредством референдума усилить свои позиции в торге с Багдадом, а также попытку главы региона Масуда Барзани укрепить свои позиции в автономии и в рамках курдского движения в целом. Примечательно, что непосредственно после референдума Эрбиль объявил о намерении провести 1 ноября выборы главы автономии и ее парламента, что может позволить правящей Демократической партии Курдистана использовать эффект от проведения референдума для укрепления своих позиций.
В то же время даже с учетом того, что референдум не означает немедленного запуска распада Ирака, его проведение объективно усилило центробежные тенденции в Ираке. Референдум прошел в условиях усиления подобных настроений не только среди курдов, но и суннитов и шиитов. Не случайно на фоне проведения референдума в октябре суннитская община Ирака вновь озвучила давно вынашиваемые требования об автономии: появились сообщения о планах суннитов провести референдум об учреждении региональной автономии.
ЕЩЕ ОДНИМ ПРЯМЫМ ПОСЛЕДСТВИЕМ РЕФЕРЕНДУМА СТАЛО ОЧЕРЕДНОЕ изменение в динамичной картине ближневосточных альянсов. В частности, курдский референдум привел к новому усилению сотрудничества Ирана и Турции, ранее уже сблизившихся на почве поддержки Катара. Нынешнее взаимодействие вышло на новый уровень в виде взаимного сотрудничества военных двух стран в рамках силовых демонстраций на границе Иракского Курдистана и согласованных экономических санкций против автономии. При этом в паре Анкара -Тегеран инициатива давления на курдов исходит во многом от Ирана, рассматривающего кризис вокруг референдума как часть израильской стратегии по дезинтеграции стран региона.
Параллельно изменения наметились и в политике официального Багдада. Если раньше Ирак стремился маневрировать между США и Ираном, то проведение референдума и поддержка Ирана явно толкнули Багдад на большее сближение с Тегераном. Также Багдад предпочел не вспоминать о давних противоречиях с Анкарой из-за турецкого военного присутствия в Ираке и поддержки Турцией иракских суннитов и туркоманов. По сути, по итогам курдского референдума возникло трехстороннее (в том числе и военное) взаимодействие Анкары, Багдада и Тегерана.
В то же время проведение референдума продемонстрировало сдвиги и в позициях крупнейших нерегиональных держав. Прежде всего, вновь проявилась растущая активность России на Ближнем Востоке. Непосредственно до проведения референдума стало известно, что правительство курдской автономии и российская Роснефть провели переговоры о возможности реализовать проект по финансированию строительства газопроводной инфраструктуры Курдистана, речь идет о строительстве газопроводов для внутренних поставок, а впоследствии и для экспорта топлива.
ПО ДАННЫМ ИСТОЧНИКОВ АГЕНТСТВА РЕЙТЕР, ОБЩАЯ СУММА СДЕЛКИ превышает $1 миллиард. Агентство отмечает, что это уже третья крупная сделка с участием Роснефти в Иракском Курдистане с февраля этого года, что, по оценке издания, делает Москву крупнейшим источником финансирования региона. Рейтер отмечает, что сделки говорят о резкой переориентации иракских курдов, у которых были тесные связи с Вашингтоном с 1991 года. На этом фоне Москва заняла относительно мягкую позицию по курдской тематике: агентство подчеркивает, что, в отличие от других мировых держав, Россия избегает однозначных заявлений о законности или целесообразности проведения референдума.
Примечательно, что это в свою очередь вызвало явное беспокойство в Тегеране и Анкаре: курдская тема обсуждалась в ходе телефонных переговоров президентов России, Ирана и Турции, а также в ходе встречи Путина и Эрдогана. Несмотря на новые успокаивающие заявления российской стороны, очевидно, что активность российского бизнеса в курдском регионе будет и в дальнейшем оказывать влияние на позицию Москвы, что в свою очередь добавит новых сложностей в и без того довольно противоречивые отношения Москвы с ее партнерами в лице Анкары и Тегерана.
Между тем западные СМИ также отмечают, что на этом фоне итоги референдума выглядят неблагоприятными для США. Его проведение показало снижение влияния США на Ближнем Востоке при укреплении позиций региональных игроков и Москвы. Руководство Иракского Курдистана, по сути, проигнорировало давление Вашингтона, и миссия министра обороны США Мэттиса, нацеленная на достижение отсрочки референдума, фактически провалилась. При этом реальные рычаги США по давлению на курдов оказались ограниченными с учетом зависимости Вашингтона от партнерства с вооруженными силами Иракского Курдистана.
В широком смысле данная неудача США отражает провал их стратегии по формированию стабильно функционирующей политической системы Ирака, основанной на этноконфессиональной принадлежности. На деле ситуация в Ираке после американского вторжения 2003 года так и не смогла стабилизироваться, и прошедший в Иракском Курдистане референдум стал еще одним подтверждением этого.
Давид Арутюнов, "Голос Армении"