9 июля завершится III фестиваль “Альта и виолончели” имени братьев Генриха и Геронтия Талалянов, организованный культурным фондом “Галерея искусств” при поддержке Минкультуры. В рамках фестиваля заявлено шесть мировых премьер, в том числе концерт для фортепиано и концерт для амплифицированной виолончели и органа Якова ЯКУЛОВА (США) — композитора, пианиста... А впрочем.
— Яков Александрович, как вас правильно представить?
— В свое время, когда Вертинский вернулся в СССР — что было, наверное, несказанной глупостью, — его тем не менее приняли и, поскольку его любил Сталин, даже дали возможность выступать. Все его прекрасно знали, афиш, как правило, не было. Незадолго до начала концерта к нему подбегает совершенно запыхавшийся конферансье: “Александр Николаевич, вам на сцену, как вас объявлять, какое у Вас звание?” — “Лапочка моя, у меня нет звания, у меня есть имя”, — отвечает Вертинский.
Меня зовут Яков Якулов. Я музыкант. Сочиняю звуки. Играю. Езжу по свету. Смотрю на мир. Потом пытаюсь это каким-то образом интерпретировать в своей музыке. Вот, пожалуй, так...
— Это ваше третье посещение Армении, не так ли?
— Да, я был тут в прошлом году по приглашению своего старинного друга, замечательного виолончелиста Арама Талаляна. Он пригласил меня на свой фестиваль, посвященный отцу и дяде — оба были музыкантами величайшего класса, и, можно сказать, основателями виолончельной и альтовой школ в Армении.
Впервые я приехал в Армению в 1985 году, еще до своей эмиграции на Запад. Я был приглашен писать музыку к вечеру, посвященному 100-летию моего двоюродного деда — художника Георгия Якулова. Это было замечательное событие! Мне был предоставлен Государственный симфонический оркестр, которым дирижировал Ваагн Папян. Именно тогда меня и познакомили с отцом Арама Геронтием Талаляном, который в свою очередь дружил с моим отцом — скрипачом Александром Якуловым — в Московской консерватории. В результате моего трехдневного пребывания в Ереване родилась пьеса для виолончели, которую я написал в один прием и посвятил, подарил Геронтию Талаляну. Но, увы,.. первое исполнение этой сонаты состоялось лишь в прошлом году, и исполнил ее уже сын Талаляна — Арам, сохранивший эти рукописные ноты. Премьера состоялась на моем сольном концерте, организованном Арамом в прошлом году и полностью состоявшем из моих сочинений — как камерных, так и симфонических. Это был уже мой второй приезд в Армению.
— Поговаривают, вы не прочь получить здешнее гражданство?
— Более того, мы с женой (у нее, кстати, карабахские корни) еще в ноябре прошлого года специально съездили в Вашингтон, обратились в армянское посольство, подали документы... Сейчас, скорее всего, они уже ушли в аппарат президента Армении и возможно даже готовы — так что мы ждем ответа. Так что рано или поздно я стану гражданином Армении.
— Извините, а какова цель? Ведь вы свободны в перемещениях...
— Это просто некое, извините за банальный пафос, движение души. Просто захотелось таким, возможно, достаточно неуклюжим официальным образом закрепить мою принадлежность к Армении, к этой земле, к этому государству.
— А какие ассоциации у вас рождаются при слове “Армения”?
— Каждая страна дает новые импульсы, и она окрашивает партитуру ощущений разнообразным колоритом. С Арменией все совершенно особенно: во мне течет армянская кровь, и для меня присутствие этой земли в моей судьбе — очень важное, значительное событие. Я чувствую себя здесь абсолютно как дома, пью этот воздух, наслаждаюсь тем, что я здесь... И в моей музыке открывается совершенно новая глубина, другие эмоции — теплота и нежность, которые уже вряд ли сопутствуют зрелому возрасту. Здесь мое сердце, здесь моя душа! И это не пустые слова — я стремлюсь сюда, год я ждал этого приезда. И, скорее всего, на этот раз задержусь дольше обычного.
— Вы исполняете произведения современных армянских композиторов?
— Если я выступаю как пианист, то в общем-то играю исключительно собственную музыку. Чужую — даже самую хорошую — я не играю: есть на свете много пианистов, делающих это намного лучше меня. Я стараюсь сконцентрироваться на собственных сочинениях, но, безусловно, считаю, что армянская композиторская школа — выдающаяся, и естественно, первого, кого я могу назвать, это покойный Авет Тертерян. Я считаю его одним из величайших композиторов XX столетия! Это великая музыка — космическая, не похожая ни на что другое. Ну, естественно, те музыканты-композиторы, с которыми я познакомился здесь, — тоже представляют очень сильную школу. Тот же Михаил Кокжаев, например. В рамках нынешнего фестиваля состоялась премьера его прекрасного концерта для виолончели, пианино и оркестра.
Я очень высоко ценю то, что делают армяне в культуре и в музыке. В мировой музыке! Но, рискуя повториться, хочу сказать: в стране, где нефть не хлещет из каждой дырки, где нет алмазных копей, металлургических комбинатов и т.д., крайне необходимо, чтобы внимание государства было сконцентрировано на культуре, на природе, в которой эта культура существует, на сохранении величайшей армянской архитектуры... Бережное отношение к этому, наверное, и составит основу величия и сохранения национальной уникальности народа. Это крайне важно!
— Ваш великий предок Георгий Якулов умер в Дилижане. Но хоронили его в трех городах — в Ереване, в Тифлисе и в Москве...
— Да, потому что Луначарский распорядился привезти в Москву и похоронить там с большими почестями (хотя его всю жизнь там травили). Он распорядился устроить Якулову пышные похороны — с факелами, с белыми лошадьми, катафалк везли цугом запряженные лошади, с плюмажами и так далее. Одним словом, спектакль.
Якулов был похоронен в Москве на Новодевичьем кладбище, но приехал умирать в Дилижан... Дело в том, что когда в 28-м году он уехал в Париж делать свою персональную выставку, в Москве арестовали его жену, Наталию Юльевну Шифф, и отправили в ссылку. Жорж Якулов, бросив все в Париже и оставив картины на хранение Гончаровой и Ларионову, помчался в Москву. Его мастерская на Большой Садовой уже была опечатана, трусливые друзья отвернулись. Единственным человеком, оказавшим ему помощь, был Рубен Симонов. Вскоре Якулов заболел. У него тогда были очень слабые легкие, простреленные в двух войнах, он безбожно курил, прикуривая одну папиросу от другой... И тогда Рубен Симонов отправил его из Москвы в Армению, в дилижанский санаторий. Здесь он написал свои последние, очень нежные, совсем не якуловские, уходящие дилижанские пейзажи...
— Как вы рассматриваете ваше сотрудничество с фестивалем альта и виолончели?
— В прошлом году состоялась мировая премьера моей сюиты, которая была написана специально для дуэта Ars Lunga — это Арам Талалян и Джульетта Варданян. После этого меня посетила идея написать второй фортепианный концерт для Джульетты Варданян. Премьера состоялась в этом году — дай Бог, чтобы в следующем здесь было исполнено мое новое сочинение. Помимо того, что я здесь невероятно вдохновляюсь, получая импульс на целый год, я очень хочу, чтоб новые, только что родившиеся сочинения впервые прозвучали в Армении в исполнении таких замечательных музыкантов мирового класса, как Арам и Джульетта, как Яна Дарян, виртуозно исполнившая мой альтовый концерт в прошлом году.
Это то, что по-английски называется “ричарджинг” — я заряжаю здесь свои “аккумуляторы” на целый год. И это замечательно!
Рубен Пашинян, "Новое время"