В Национальной галерее проходит выставка Амаяка Акопяна (1871-1939) — художника, незаслуженно обойденного вниманием...
“Обойденный вниманием”, конечно, понятие растяжимое. Чтобы представить творчество одного, достаточно одного небольшого альбома и пары выставок, другого — не хватит и десятка. Все относительно. Амаяку Акопяну как-то совсем не повезло. В экспозиции Национальной галереи, а до того — Госкартинной галереи, лишь пара его работ — вот, пожалуй, все.
Судьба Амаяка оказалась весьма нелогичной, с крутыми поворотами. Родился он в семье преуспевающего и уважаемого в Трапезунде купца Степа-ага. В какой-то день тот решил перебраться в Россию, конкретно — в Тифлис. Там Амаяк, как и приличествовало армянскому юноше, проучился в школе Нерсесян. Продемонстрировав недюжинные способности к изящным искусствам, начал участвовать на выставках в Тифлисе и Эривани. Иначе говоря, обладателю природного дара оказалось достаточно школьных уроков рисования, чтобы достичь выставочного уровня. Выбор был сделан и после школы он подался не куда-нибудь, а в знаменитую Мюнхенскую Академию художеств. (Кстати, там же училась и его сестра.) Ездил в Швейцарию, живописал тамошние красоты. Академическая выучка обещала вполне радужные перспективы, однако Амаяк не остался в Европе, а почему-то вернулся в провинциальный Тифлис, что было очевидной ошибкой. Работал тем не менее достаточно плодотворно и разок приехал в Армению — на этюды.
После Первой мировой — в 1916 году — стал членом Союза армянских художников Тифлиса. Далее в акопяновской жизни не происходило ничего выдающегося, настолько ничего, что следующая строка в биографии — это время смерти — 9 декабря 1939 года. Как жил свободный художник — не очень-то известно, факты весьма скудны. Семьей он не обзавелся, наследников не оставил. Хорошо хоть все работы описали и переправили потом в Ереван. Впервые их показали в 48-м году, пара-другая работ, подаренных им знакомым, были приобретены, в галерейную экспозицию поместили несколько небольших картин и... И оставили в покое на несколько десятилетий. В книгах и альбомах, посвященных армянскому искусству, ему посвящали одну-две строки, иногда появлялась одинокая репродукция. Вот, пожалуй, все. Обидно...
Амаяк Акопян, конечно, не гигант отечественного искусства, но мастер весьма добротный, по крайней мере учиться в Мюнхенской Академии довелось только некоторым армянам, прежде всего это Суренянц. Работал в реалистической манере — другой и не требовалось. Рисовал портреты — заказные и прочие; писал бесчисленные пейзажи — городские и прочие; разнообразные натюрморты. Многие из них имеют высокое живописное качество. Среди почти 500 картин есть великолепные портреты, тончайшие пейзажи и множество виртуозных этюдов. Акопян выискивал характерных натурщиков, а также модели. Отметим хотя бы портрет отца, этакого библейского патриарха, окруженного книгами, персонажей тифлисского арт-общества. Среди них и импозантный автопортрет: внимательный умный взгляд, борода, мягкая шляпа, дымящаяся трубка — очень даже европейский типаж. Несомненное историческое значение имеет портрет Католикоса Хримяна-айрика. А сколько сохранилось артистичных рисунков! В их числе и те, что были сделаны в Мюнхене. Не думаю, что таких рисунков пером, карандашом и акварелью слишком много в армянском искусстве. Есть в их числе и отмеченный 1921 годом набросок карандашом, очевидно, для идеологически выдержанной картины “Въезд Красной Армии в Тифлис”. Подобных в фондах еще несколько, но стали ли они картинами — неизвестно. Вскоре после советизации Грузии талант и академическая выучка Амаяка Акопяна сильно померкли. Понятно — где Мюнхен, где Кура...
Он умирал в одиночестве, обнаружили мертвого художника лишь через несколько дней, хоронили всем миром. Почему его искусство осталось вне интересов армянских искусствоведов — трудно сказать. Не хочется думать, что это некий снобистский максимализм. В смысле не тот, мол, масштаб. Но ведь, заметим, немало художников, уступающих Амаяку Акопяну, упоминаемы и всегда перед глазами. Речь, конечно, об искусстве того, акопяновского времени. Недоглядели, не копнули поглубже, не захотели выйти за однажды очерченные границы? Но разве мы так чрезвычайно богаты? Каждый профессионал — камень в мозаике национального искусства. Впрочем, теперь это неважно. Амаяк Акопян вернулся в лоно армянского искусства теперь, думается, навсегда. К своему 140-летию. Жаль только, что не успели с каталогом выставки, подготовленному сотрудником Национальной галереи Кнарик Аветисян. Может, стоило повременить с выставкой?
Карен Микаэлян, "Новое время"