Вчера Россия сделала жест, который не может не сказаться на её отношениях с Ираном. После долгих, невнятных и противоречащих друг другу заявлений официальных лиц России по поводу выполнения контракта на поставку пяти дивизионов С-300 в Иран в последние дни риторика Москвы ужесточилась до предела. Настолько “до предела”, что издаётся указ главы государства о запрете передачи Тегерану комплексов С-300. Помимо этого, в указе говорится о запрете передачи Ирану бронетехники, боевых самолетов, вертолетов и кораблей (указ Д. Медведева запрещает транзит через российскую территорию и вывоз из страны в Иран боевых танков, бронированных машин, артиллерийских систем большого калибра, боевых самолётов и вертолётов, военных кораблей, ракетных систем), то есть всей номенклатуры военной техники, подпадающей под положения резолюции 1929 Совета Безопасности ООН.
Насколько нелепо после этого выглядят рассуждения заместителя министра иностранных дел России С. Рябкова, высказанные им 23 сентября этого года, о том, что “у России остаются возможности для развития военно-технического сотрудничества с Ираном, несмотря на введение жёстких ограничений”.
То что Россия присоединилась к Западу в его политике изоляции Ирана и выполняет условия данного присоединения на основе принятых международно-правовых норм – это нормальное поведение государства на международной арене. Но зачем при этом подливать бензин в огонь и без того находящихся на грани возгарания российско-иранских отношений?
Действия России и заявления некоторых официальных лиц не позволяют относиться к внешнеполитическому курсу этой страны как к стратегически выверенному и максимально продуманному. Постоянно преследует ощущение действий России по методу “проб и ошибок”, постоянного вовлечения в международные инициативы “под вторым номером”. Даже в двусторонних отношениях со своими крупнейшими партнёрами на международной арене Россия всегда занимает роль “вторичного” субъекта, полностью или в основном зависящего от решений своих контрагентов. Это заметно и в отношениях с США, которые меняют векторы и содержание своей политики по вопросу ПРО в Европе, по вопросу Афганистана и другим вопросам, а Россия вынуждена приспосабливаться под эти изменения. Это присутствует и в отношениях с ЕС, когда последний держит Россию в состоянии неясности, например, по таким вопросам, как либерализация визового режима, заключение Соглашения о партнёрстве и сотрудничестве.
Россия проигрывает в плане первичной инициативности даже таким, казалось бы неглобальным игрокам на международной арене, как Турция. Почему поставка новейших противотанковых управляемых ракет (ПТУР) Турции соответствует национальным интересам России и не несёт угрозы её национальной безопасности, хотя этот вид вооружения не имеет чётко выраженного оборонительного характера и может быть использован турками против российских танков в случае возможной в будущем региональной войны, а поставка оборонительных по своей сущности комплексов С-300 Ирану видишь ли противоречит интересам национальной безопасности России?
Последняя мысль принадлежит постоянному представителю России при НАТО Д. Рогозину (с ней господин Рогозин поделился 22 сентября в прямом эфире телеканала “Россия 24”) и эта мысль выглядит ещё более нелепо, чем слова его коллеги со Смоленской площади. Бывший внутриполитический деятель России, перешедший на дипломатическую работу, заявил, что “иранская проблематика принципиально не присутствует в наших отношениях с НАТО, мы не считаем, что Иран входит в евроатлантическое пространство, поэтому наши отношения с Ираном никоим образом не зависят от наших отношений с НАТО. Но Россия, как сосед Ирана, категорически против, чтобы какая-то страна, в том числе Иран, приобретали оружие массового уничтожения, а также средства его доставки, потому что мы ближе всех к Ирану и должны думать о своей собственной безопасности”. Неужели господин Рогозин настолько несведущ в военной технике, что принял комплексы С-300 за средства доставки оружия массового уничтожения?
Если в военных вопросах господину Рогозину простительно являть миру ошибочные суждения, то в сфере своих прямых дипломатических обязанностей ему должно быть стыдно вводить в заблуждение российскую общественность и становится посмещищем для экспертного сообщества России.
Если иранская проблематика принципиально не присутствует в отношениях России с НАТО, то почему тогда со стороны Запада практически каждый день звучат заявления о целесообразности подключения России к формированию системы ПРО в Европе и эти заявления ложаться бальзамом на остатки имперского самолюбия Москвы? К чему тогда все разговоры о том, что к планируемому на 19-20 ноября этого года саммиту НАТО в Лиссабоне страны-члены Альянса должны выработать конкретную позицию по вопросу вовлечения России в архитектуру европейской ПРО? Если иранская проблематика принципиально не присутствует в отношениях России с НАТО, то почему российская инициатива по Договору о европейской безопасности, лично озвученная президентом Д. Медведевым в июне 2008 года, прочно вошла в поле консультаций между Москвой и Западом как один из элементов возможной уступки со стороны той же НАТО взамен уже сделанной уступки России на иранском направлении” И, наконец, как иранская проблематика, да ещё “принципиально”, может не присутствовать в отношениях России с НАТО, если четыре из шести стран, вплотную занимающихся вопросом сдерживания ядерной программы Ирана от крена в сторону атомной бомбы, являются крупнейшими странами-членами Североатлантического Альянса?
Интересно всё же узнать, где же разглядел господин Рогозин угрозу национальной безопасности России в случае доведения контракта с иранской стороной до логического конца? Нам представляется, что как раз в случае непоставки данных комплексов национальные интересы России, в том числе и в своей военно-политической составляющей, а также её национальная безопасность пострадают. Почему Иран должен сидеть и молчать, когда комплексы, которые он ждёт с середины 1990-х, ему не поставляют, вдобавок к этому дают публичную “оплеуху” в виде указа главы соседнего государства, да ещё вдобавок ко всему этому неудовольствию ещё и перенаправляют уже отгруженные ему комплексы государству-мутанту на его северных границах? Почему Иран должен молчать, при наличии таких рычагов воздействия, например, на российском Северном Кавказе, которые и не снились Турции?
Национальные интересы России были бы соблюдены, национальная безопасность государства на южных рубежах была бы усилена, сама репутация страны и её внешнеполитический курс были бы восприняты в серьёзных и стратегически выверенных тонах в случае исполнения Россией контракта с Ираном. Особенно это было бы к месту после запуска построенной с российской помощью на иранской территории Бушерской АЭС.
Поставка Россией комплексов С-300 в Азербайджан аргументируется Москвой в привычных “оборонительных” тонах дабы не раздражать Армению. Когда Россия построит для Турции четыре атомных блока, то подобная же аргументация будет присутствовать и в случае развития событий вокруг объявленного Анкарой тендера на поставку систем ПВО и ПРО.
Понятно, что Россия не настолько самодостаточное во внешнеполитическом плане государство, чтобы занять отличную от Запада позицию в вопросе Ирана. В то же время, статус России на международной арене, её постоянное членство в Совете Безопасности ООН и другие подобные международные регалии позволяют проводить более свободный внешнеполитический курс на более принципиальных началах.
Многие армянские эксперты в последнее время упрекают Россию в слепом следовании цели извлечения экономической прибыли при реализации своего внешнеполиттического курса. При этом в качестве показательного примера приводится возможность поставок двух дивизионов С-300 Азербайджану, что может нарушить баланс сил в зоне карабахского конфликта. В целом соглашаясь с оценками данных экспертов, мы хотели бы лишь отметить следующий факт, рельефно проявивший себя сквозь призму последних событий. Россия не последовательна даже в русле постановки во главу угла экономических дивидентов при построении своих отношений с соседними странами. По оценкам российских экспертов, с учётом вероятного штрафа прямые финансовые потери России от аннулирования контракта с Ираном составят 1,2 млрд. долларов. На этом фоне мы слышим авторитетное мнение других российских экспертов, заявляющих, что “сегодня Россия никому не позволяет нарушить святость сферы оружейного экспорта и готова рисковать для этого любыми политическими ресурсами и даже репутацией” (Н. Калинина, В. Козюлин, Договор о торговле оружием: заставить пушки замолчать, журнал “Индекс Безопасности” № 3 (94), 2010).
Получается, Россия не готова быть последовательной даже в том, чтобы “рисковать любыми политическими ресурсами и даже репутацией” для сохранения “святости сферы оружейного экспорта”.
Быть непоследовательным во всём - это непозволительная роскошь для огромного государства со слабой системой внутреннего управления и сложностями вокруг внешней репутации.
Научно-аналитическая служба
Земляческого объединения Трабзон-Ардвин-Батум