Изучение общественного мнения и позиций политических сил Армении в вопросе территорий исторического Арцаха, которые с лёгкой руки некоторых армянских политических руководителей продолжают именоваться “зоной безопасности”, показывает достаточно большой разброс мнений по поводу будущего этих территорий.
За сохранение этих территорий в составе будущей международно признанной государственности Арцаха высказываются в основном люди, которые участвовали в боевых действиях 1991-19994 годов и, в виду тех или иных причин, не получили доступа к должностям в политической власти. Против каких-либо уступок азербайджанской стороне по вопросу территорий также высказывается подавляющая часть военнослужащих высшего и среднего звена Вооружённых сил Республики Армения.
Считаем очень правильной оценку генерал-майор Аркадий Тер-Тадевосян, отметившего на своей пресс-конференции 8 апреля этого года, что “об уступках вправе говорить наше общество, наш народ, потому что именно он пролил кровь за освобождение этих территорий”.
Любые разговоры о сдачи территорий, помимо их абсолютного ущерба с позиций обеспечения национальной безопасности не только Нагорно-Карабахской Республики, но и Республики Армения, неприемлемы в виду принижения роли официального Степанакерта и народа Арцаха, для которых все эти разговоры ничего не стоят. Для карабахцев незаменимую на какие-либо аморфные посулы о гарантиях со стороны Азербайджана и/или международного сообщества ценность представляет нынешняя линия прекращения огня, которая совпадает с фактической границей НКР.
Риторика политического руководства Республики Армения кажется составленной из сплошных заверений международного сообщества в своей конструктивности и готовности к компромиссам. Это кажется жалким и бесхребетным зрелищем на фоне политического хулиганства высшего азербайджанского руководства (иначе уже и не скажешь), которое устами своего лидера не перестаёт делать заявления наподобие: “Независимость Нагорного Карабаха не является даже предметом обсуждений. В предложениях посредников нет механизма предоставления такой независимости. Во многих случаях армяне ссылаются на принцип самоопределения… Армяне уже самоопределились. У них есть армянское государство, несмотря на то, что и это государство создано на исторических азербайджанских землях. Это известно всем. На следующий день после провозглашения Азербайджаном независимости в 1918 году Азербайджанская Демократическая Республика приняла решение передать Армении в качестве столицы город Иреван. Иреван был городом Иреванского ханства, в котором жили азербайджанцы. Что касается истории, то это было так. Они уже создали своё государство на азербайджанских землях. На наших землях не может быть вновь создано другое армянское государство. Азербайджан никогда не согласится с этим, этого никогда не произойдет” (“лекция” президента Азербайджана И. Алиева 7 апреля 2010 года в министерстве иностранных дел Эстонии).
После таких “лекций” хочется ещё крепче держать автомат в руке и стоять там, где мы вынуждены стоять, потому что любой наш шаг назад – это их шаг вперёд к “исторически азербайджанскому Иревану”.
Нынешняя ситуация в территориальном аспекте карабахского конфликта очень похожа на то, что имело место в палестино-израильском конфликте в середине прошлого века.
Как известно, в конце первой войны в Палестине (к концу июля 1949 года) Израиль заключил со всеми соседними странами мирные соглашения, в соответствии с которыми еврейское государство значительно увеличило свою территорию (почти на 50%), установив контроль над Западным Иерусалимом и сумев выгодным для себя образом изменить демографический состав населения. Палестинское государство так и не стало реальностью, при этом основные территории, отводившиеся под его создание резолюцией 181 Генеральной Ассамблеи ООН - Газа и территории Иудеи и Самарии, - оказались под контролем Египта и Иордании соответственно. Логическим продолжением соглашений о прекращении огня в соответствии с международной практикой урегулирования конфликтов должны были стать двусторонние переговоры между Израилем и его арабскими соседями, в ходе которых могли быть разрешены взаимные территориальные и иные претензии сторон. Именно с этим были связаны ожидания израильского руководства, которое, с одной стороны, надеялось закрепить сложившуюся военно-политическую реальность международно-правовым актом, а с другой - окончательно урегулировать едва ли не самый болезненный, территориальный вопрос при помощи прямых переговоров. Именно поэтому Израиль рассматривал границы, сложившиеся на момент прекращения огня, не как окончательные, а как основу для будущих переговоров, которые приведут к заключению мирных договоров с соседними государствами. В израильском руководстве того периода доминировало представление о том, что лишь полноценный мирный договор может гарантировать мирное существование Израиля в безопасных границах. Показателен в этой связи параграф 5(2) соглашения о прекращении огня между Израилем и Египтом, который послужил образцом для заключения аналогичных соглашений с остальными участниками конфликта: “Линия прекращения огня ни в коем отношении не рассматривается как политическая или территориальная граница и проводится без ущерба для прав, претензий и позиций какой-либо из сторон в том, что касается окончательного урегулирования палестинского вопроса”.
Вскоре арабские страны осознали политические преимущества, которые предоставляли им соглашения о прекращении огня. В силу того, что в тексте соглашений не указывался срок их истечения, арабские страны получили возможность заморозить процесс дальнейшего политического урегулирования на начальной фазе. Это позволило им сохранять фактическое перемирие, не меняя политической линии, нацеленной на конфронтацию с еврейским государством, и готовиться к очередному военному раунду. Понадобилось некоторое время, прежде чем израильское руководство осознало тот факт, что арабская сторона не разделяет его ожиданий относительно окончательного урегулирования. Переоценка послевоенных соглашений израильской стороной выразилась в смещении акцента с временного и военного характера соглашений и закреплённых в нём границ к политическому характеру этих документов, юридически оформляющих новую геостратегическую реальность. Министр иностранных дел Израиля того периода Моше Шарет так определил этот новый подход: “Мы подписали соглашения о прекращении огня со всеми граничащими с нами странами и тем самым достигли определенного, достаточно серьёзного подтверждения нашего территориального статуса. Не будь этих соглашений, наш контроль над территориями, которые мы освободили и на которых укрепились, был бы основан лишь на одном - на балансе вооружённых сил. После подписания соглашений о прекращении огня наша территориальная целостность покоится не только на балансе вооружённых сил, но и в первую очередь на договоренностях, обязывающих наших противников уважать линии прекращения огня и предотвращающих всякую возможность нападения с их стороны, если только они не захотят нарушить международные обязательства, которые они на себя приняли не только перед нами, но и перед ООН и Советом Безопасности. Подписанные нами соглашения о прекращении огня представляют собой нечто гораздо большее, чем собственно договоры о прекращении огня. Фактически в них определены государственные границы Израиля, территория, над которой Израиль имеет не только военный контроль, но и полноценный государственный суверенитет”.
Позднее территориальное статус-кво, возникшее в результате первой арабо-израильской войны и закрепленное соглашениями о прекращении огня, стало известно как “зелёная черта”.
Военный конфликт, получивший название Шестидневной войны 1967 года, стал во многих отношениях поворотным для ближневосточного региона, для Израиля же он в первую очередь означал существенное увеличение территории за счёт присоединения Газы, Иудеи и Самарии, Восточного Иерусалима и Голанских высот. “Зелёная черта” как основа территориального статус-кво перестала существовать, а реальность, пришедшая ей на смену, устраивала арабские страны ещё меньше. Если ранее они готовы были в лучшем случае согласиться с существованием еврейского государства в границах, определённых резолюцией 181 Генеральной Ассамблеи ООН, а линии прекращения огня, означавшие прирост израильской территории, казались им верхом несправедливости, то результаты Шестидневной войны заставили арабскую сторону пересмотреть свою позицию. Начиная с 1967 году происходит постепенная смена политической риторики арабских государств, которая выражается в их требовании об освобождении территорий, оккупированных Израилем в ходе последнего вооружённого конфликта и возвращения к “зелёной черте”.
Палестинцы по сегодняшний день считают “зелёную черту” единственной возможной границей с еврейским государством. Израиль и международное сообщество не раз утверждали, что “зелёная черта” будет служить начальной точкой для переговоров об окончательном урегулировании с палестинцами. “Зелёная черта” остаётся частью стратегического мышления при определении необходимых мер безопасности в той или иной ситуации. (использованы материалы из статьи О. Зайцевой, Возвращение “зелёной черты”? К вопросу об определении границ государства Израиль, Институт Ближнего Востока, Москва, 1 ноября 2005 года).
Возвращаясь к вопросу карабахского конфликта, можно с сожалением заключить, что для нынешнего политического руководства Республики Армения линия прекращения огня в зоне карабахского конфликта, являющаяся де-факто границей НКР, не стала частью стратегического мышления. И если во время избирательной кампании партии “Ликуд” в 1980 году известный политический деятель Израиля Ариэль Шарон предлагал жителям Тель-Авива бесплатные экскурсии в еврейские поселения Иудеи и Самарии, которые располагались над равнинной частью Израиля, для того, чтобы они посмотрели в бинокль на свой родной город, а затем спрашивал, считают ли они это место подходящим для опорного пункта палестинских арабов, то возить на подобные экскурсии в Агдам и Физули, наверное, надо политических деятелей Еревана и задавать им там схожие вопросы.
Пусть смотрят в бинокль на границе Арцаха, чем в телевизор на диване в Ереване.
Ваган Вардикян
Земляческое объединение “Трабзон-Ардвин-Батум”