1. Предисловие
Любые политические события, происходящие в Турции или касающиеся её, не могут не влиять – прямо или косвенно – на Армению. Такова уж наша давняя и, увы, безальтернативная геополитическая реальность. Сосед у нас, мягко говоря, особый, если не сказать – заклятый. Говорят, уже не такой как раньше, и как его значительно более дикий младший брат сегодня – но история ведь никуда не девается. История, скажем, не вдаваясь в очевидные истины, не даёт нам расслабиться и млеть от каких бы то ни было сладкоречивых заверений потомков жесточайших убийц наших предков. А значит, обязывает нас знать о Турции как можно больше и непрерывно пополнять эти знания. Недаром говорят (слегка перефразируя): осведомлен – значит, вооружен.
Поэтому крайне актуально регулярное получение армянским экспертным и политическим сообществом адекватной и грамотной информации о реальном состоянии турецкого общества, специфике и движущих силах его политического развития. Особенно важным это стало в последнее время, когда резко возросла международная, в частности, региональная активность нашего западного соседа. Когда не утихают его неудовлетворенные европейские амбиции. Когда с ним приходится считаться мировым державам, в том числе и союзническим к нам.
И, наконец, нам надо знать сегодня о Турции несравненно больше, чем вчера, ибо наконец-то у нас появился Президент, который рискнул сыграть с ними по взрослому – в настоящую большую политическую игру. Игра эта прервана пока. Старший брат-турок оказался скованным обязательствами перед своим младшим братом-турко-азером. А также в очередной раз показал неготовность взять ответственность за свою историю. Но, что самое обидное, значительная часть и нашего общества, увы, не поняла и не поддержала нашего Президента. Но, может быть, кроме всего прочего, ещё и в силу недостатка у всех нас адекватной информации об оппоненте?
К сожалению, у нас сегодня действительно налицо дефицит соответствующего как традиционным, так и новым вызовам необходимого потока информации о Турции. Эта ситуация имеет своим неизбежным наследием укоренение однобоких поверхностных оценочных систем и стереотипов, лежащих в основе многих наших выступлений и публикаций. Что не может не отражаться затем и на уровне массового восприятия проблемы.
Мы не знаем в должной мере и глубине ни структурные, ни институциональные аспекты и факторы развития и текущего состояния турецкого общества. Мы не знаем соотношений политических курсов и перспектив основных игроков, не знаем динамику общественных настроений в ней. В публикуемых статьях мы часто судим о Турции застывшими позавчерашними штампами и нашими внутренними ощущениями, подчас не имеющими с сегодняшней реальностью ничего общего.
Решение этой крайне важной для нас, в частности, для выработки правильного внешнеполитического курса нашей страны задачи, традиционно – надо не жалеть времени и средств на внешне невидимую, но крайне необходимую работу по всестороннему изучению своего визави. Причем, часто для получения такого знания вовсе не обязательно применение каких-либо специальных методов сбора информации об оппоненте. Немало ценной информации содержится в исследованиях, публикуемых в абсолютно открытых, общедоступных источниках: прежде всего, в научных политологических изданиях. Мало того, часто такие работы публикуют сами турки! Данной статьей нам и хотелось бы начать процесс ознакомления армянского читателя с некоторыми такими исследованиями.
В статье приводится достаточно адекватный, по нашему мнению, анализ сегодняшнего политического класса Турции в контексте ряда важных процессов, проходящих в этой стране в последние годы, в частности, на предыдущих парламентских и президентских выборах 2007 года. Он сделан доктором Зейно Баран – женщиной, хорошо знакомой нам в трех своих ипостасях. Во-первых, она политолог из известного Хадсоновского Института в Вашингтоне. Во-вторых, она турчанка (хотя пишут, что на самом деле у неё много и нетурецкой крови, но это уже вопрос из другой сферы компетенции). И, в-третьих, наконец, она – супруга известного своим активным и, мягко говоря, не совсем проармянским участием в Минской группе ОБСЕ, с недавних пор послом США в Азербайджане Мэтью Брайзы.
В силу всего этого мы посчитали данную статью заслуживающей внимания армянского читателя. Знакомство с ней может помочь лучше понять сегодняшнюю Турцию, её политическую палитру, сформированную на предыдущих парламентских и президентских выборах 2007 года, в своей драматичной непростой динамике, в преддверии очередных общенациональных выборов 12 июня нынешнего года. И, имея это лучшее понимание, строить более адекватные реальности модели нашей армянской региональной политики. Сегодня, когда имена Эрдоган и Гюль стали у нас общеизвестны, небезынтересно было бы узнать, как они завоёвывали и укрепляли свою нынешнюю власть.
О стиле изложения. Мы приводим аналитический обзор статьи. Текст её подвергнут сокращениям и стилистическим коррекциям, адаптирующим, по нашему мнению, научную журнальную статью, ориентированную на англоязычное профессиональное политологическое сообщество, к восприятию её армянским, в том числе и непрофессиональным, но небезразличным к проблеме читателем.
2. Обзор статьи
Zeyno Baran (Hudson Institute in Washington, D. C.) Turkey divided. Зейно Баран Турция разделенная. Journal of Democracy, 2008, vol. 19, №1, January 2008, pp. 55-69.
Статья о парадоксе, наблюдаемом в политическом поле современной Турции. Углубление демократии, которое во всех остальных странах приводит к демократической консолидации и к развитой демократии, там увеличивает раскол общества, чем делает демократию в стране ещё более хрупкой.
С позиций такой возрастающей поляризации турецкого общества в статье рассматриваются парламентские выборы, прошедшие в стране 22 июля 2007 года. Правящая Партия Справедливости и Развития (ПСР), которой принадлежат оба сегодняшних лидера страны – премьер-министр Реджеб Тайип Эрдоган и президент Абдулла Гюль – и имеющая выраженные исламские корни, одержала на них убедительную победу, набрав 46.7% голосов и получив, соответственно, 341 из 550 мест в однопалатном турецком Великом национальном собрании.
Выборы, однако, не устранили социальное и политическое напряжение в стране, внутри которой так и остались две Турции с конкурирующими, зачастую противоположными взглядами на своё будущее. Одна из них продолжает секуляристские республиканские традиции, заложенные Мустафой Кемалем Ататюрком. Другая – желает переформатировать республику на исламских началах. Выборы лишь ещё раз обнажили эту основную линию турецкого общественного раскола и все связанные с ним проблемы.
По одну сторону этой линии находятся те, кто поддерживает начатые ПСР после её прихода к власти в ноябре 2002 года экономические и политические реформы. Эта группа неоднородна и в свою очередь делится на две части. Одна их них – так называемые либеральные демократы, считающие политику ПСР у руля страны крайне успешной и обеспокоенные лишь угрожающими тревожащими заявлениями со стороны могущественных турецких военных. В этой группе много пострадавших от военных переворотов 1960, 1971 и 1980 гг., которые, в силу этого, всегда выступают за ограничение влияния военных на политику. Их целью является, прежде всего, посылка военным сигнала о том, что в зрелом, демократическом обществе результаты выборов должны приниматься и уважаться всеми, вне зависимости от того, какая партия их выиграла.
Либеральные демократы выступают также за большую вовлеченность в политику граждан, имеющих этнические курдские корни, в частности, живущих в регионах традиционного проживания курдов на юго-востоке страны. Они верят, что ПСР может наилучшим образом решить эту проблему. В соответствии с данными Международной кризисной группы, в составе турецкого парламента, избранного в 2002 году, было около 180 курдов, большинство из которых входили в ПСР. В ходе своего примечательного визита в августе 2005 года в юго-восточный город
Диарбекир премьер-министр Эрдоган даже признал, что в Турции имеется «курдская проблема», и она может быть решена путем развития демократии и гражданских прав.
Военные вместе с основными оппозиционными партиями: Республиканской Народной Партией (РНП) и Партией Национального Действия (ПНД), подвергли острой критике Эрдогана за фразу «курдская проблема». Этнические же курды были удовлетворены, увидев в этой фразе признание премьером того, что курдский вопрос вышел за рамки лишь беспокойств о терроризме и национальной безопасности.
Либеральные демократы рассматривали усилия ПСР по смещению традиционно невидимой периферии политического спектра к центру как часть более общего процесса «нормализации». Ключевым аспектом этого процесса они рассматривали замену старой элиты (называемой в народе «белыми турками» за её европейские, секуляристские и урбанистические корни) на «анатолийцев», то есть, тех, кто прибыли из азиатской части страны и склонны к большей традиционности и к открытой практике ислама.
Второй базовой группой в ПСР являются верующие мусульмане и исламисты, призывающие партию, в частности, выполнить своё обещание изменить конституцию и разрешить женщинам носить исламскую косынку в университетах. Как и многие другие, турецкие умеренные исламисты принимают демократические выборы (по крайней мере, инструментально) как наиболее легитимный путь к власти.
Либеральные демократы и исламисты объединились в поддержке процесса присоединения Турции к ЕС, видя в нем лучшую защиту своих интересов. ПСР приняла свою европейскую платформу в 2002 году. В свою очередь ЕС, после более чем сорока лет предварительных переговоров, в октябре 2005 года начал-таки переговоры с Турцией о вступлении. ПСР осталась самой проевропейской партией Турции, инициировав многие амбициозные политические и экономические реформы, требуемые ЕС.
Турецкие исламисты исторически оппонировали вхождению Турции в ЕС, считая его «христианским клубом». Позиция же ПСР по этому вопросу убедила многих скептиков в том, что она порвала со своим исламистским прошлым и стала ныне похожей скорее на христианско-демократическую партию европейского типа. Иначе трудно объяснить, зачем ПСР было нужно вводить демократические реформы и поддерживать вхождение Турции в ЕС, а не призывать к введению шариата в стране и к более тесным её связям с ближневосточными мусульманскими соседями?
Эта логика, однако, отражает упрощенное восприятие исламских движений. Начиная с 90-х годов, подавляющее большинство этих групп существенно изменили свои стратегии. Многие отошли от идеи тотальной исламизации, требующей часто конфронтации с государством. Многие исламистские партии – от Марокко до Малайзии – последовательно наращивают поддержку демократии и свободы, употребляя при этом вместо ссылок на шариат слоганы борьбы с коррупцией и поддержки хорошего государственного управления. Учитывая их глубокую укоренённость и мобилизационные возможности (через образовательные, религиозные сети и т.п.), некоторые из этих партий уже достигли того уровня, когда они в состоянии выиграть на честных и свободных выборах.
ПСР очень выиграла от этой новой своеобразной стратегии. Она сделала выводы из опыта Некметтина Эрбакана – премьера-исламиста, которого секуляристский истеблишмент отстранил от власти путем «постмодернистского переворота» февраля 1997 года. Эрдоган понял, что нуждается, чтобы на его стороне были Запад, бизнес и медиа. Его поддержка вступлению Турции в ЕС была логическим продолжением этого понимания и такой позиции. Более того, ЕС был главным союзником исламистов в двух принципиальных и важных для них вопросах: ограничении роли военных в политике и противодействии запрету на ношение косынок в университетах. В обоих случаях, похоже, ЕС проявлял большую близость к исламистам, чем к секуляристским кемалистам.
В рамках своих попыток обеспечить начало переговоров о вступлении в ЕС Эрдоган в июле 2003 года предложил пакет реформ, которые существенно ограничили власть Совета Национальной Безопасности (СНБ) – конституционного органа, который долгое время был инструментом влияния военных. Согласно принятому новому закону СНБ управляется гражданским генеральным секретарем. Он может осуществлять свои действия только по инициативе премьер-министра, а реализация его решений проверяется вице-премьером.
По вопросу же косынок, как и религиозной свободы вообще, ПСР и многие исламские группы были разочарованы сдвигом в позиции ЕС. По мере того как в ЕС начинались дебаты по поводу степени допустимости публичного выражения религиозных чувств в секуляристском демократическом обществе, европейцы начинали относиться с большим понимаем к существующим турецким аналогичным законам. Первый шок был, когда ежегодный отчет Европейской Комиссии по Турции за 2003 год не содержал, в отличие от предыдущих, критики запрета ношения косынок. Это молчание удостоилось критики со стороны в то время министра иностранных дел Абдуллы Гюля. За этим последовала поддержка Европейским Судом по Правам Человека (ЕСПЧ) в июне 2004 года решения Стамбульского университета 1998 года о запрете ношения исламских косынок в аудиториях. ЕСПЧ оправдал запрет как введенный «с целью защиты прав и свобод других» и для защиты «демократической системы в Турции». Основывая свои решения на важности защиты секуляризма и равноправия – двух принципов, которые «усиливают и дополняют друг друга» – ЕСПЧ также отметил акцент турецкой конституционной системы на защиту прав женщин. Несмотря на то, что это постановление шокировало ПСР, ЕС оставил принципиальный коридор, вдоль которого ПСР и её сторонники подталкивались в сторону больших религиозных свобод.
Основной целью второй из «двух Турций» является сохранение республики как единой, унитарной, строго секуляристской и националистической страны. И не допущение превращения её в страну, которая бы с целью обустройства курдов приняла федеративное или конфедеративное устройство. А также разрешила бы исламу стать ощутимым фактором в общественной сфере, чем существенно открыла бы себя для транснационального влияния.
Эта группа руководствуется тем, что дела в Турции идут все хуже и хуже, а людей беспокоит множество угроз, с которыми сталкивается страна. Чувствуя себя побежденными внешними и внутренними врагами, многие секулярные националисты, бывшие когда-то проевропейскими и прозападными, существенно изменили свою позицию, в том числе, частично и видя тесные объятия ПСР с Западом.
Таких националистов беспокоит курдский сепаратизм и исламизм, представлявшие традиционно две основные экзистенциальные угрозы турецкой секуляристской республике. В новую эру, после 11 сентября, исламисты, ориентирующиеся на демократию и отказ от насилия, получили поддержку Запада. А после войны в Ираке, впервые с времен первой мировой войны, создалась реальная возможность формирования самостоятельной курдской общности. Традиционный турецкий истеблишмент стал испытывать растущий страх от всего этого. После прихода ПРС к власти в 2002 году изменился не только международный контекст, но и сместился внутренний центр силы. Ситуация стала настолько критичной, что уходящий президент Ахмед Недет Сезер и начальник Генерального штаба генерал Яшар Бюйюканит заявили перед выборами 2007 года, что две этих основных угрозы сегодня выше, чем когда бы то ни было после образования республики.
Основной страх секуляристов основан на предположении о наличии у ПСР секретного плана превращения Турции в исламское государство. ПСР, полагают они, освоила искусство исламского «tagiyyah» – сокрытия своей истинной силы до момента обладания достаточной властью. Цитируя заявления основных лидеров ПСР последних двух десятилетий, секуляристы утверждают, что ПСР сменила лишь риторику, а не своё исламистское мышление.
Наиболее интересными являются в этом смысле две неудавшиеся инициативы ПСР. Первой была попытка принятия в сентябре 2004 года законопроекта об уголовном преследовании за супружеские измены, остановленная предупреждением Гюнтера Ферхогена и Европейской Комиссией по расширению. Вторым инцидентом стала попытка Эрдогана назначить в марте 2006 года Аднана Бюйюкдениза главой Аль Барака Тюрк, то есть, сделать главным банкиром Турции. Аль Барака Тюрк – это особый финансовый институт, основанный в марте 1984 года после легализации тогдашним президентом Тургутом Озалом банковского дела в Турции по исламским законам, то есть, без использования процента интереса.
После выраженного инвесторами шока президент Сезер ветировал это назначение и вопрос был закрыт. Сезер ветировал многие назначения и инициативы ПСР, облегчив заботы секуляристов, для которых вскоре президент стал последним бастионом защиты их интересов и взглядов. И когда Бюлент Ариндж, впоследствии спикер парламента и фигура с исламистским прошлым, выразил желание «переопределить секуляризм», это усилило беспокойство, что если ПСР удастся посадить своего человека в кресло президента, то именно так и случится.
Некоторые секуляристы были настолько расстроены неудачливостью и пассивностью политических партий, негосударственных организаций (НГО), медиа и других групп гражданского общества, что начали задавать вопросы о том, почему военные отнеслись столь толерантно к ПСР вместо того, чтобы избавиться от них, как они сделали с Эрбаканом менее чем за 10 лет до того? Они упрекали генерала Хильми Озкока, начальника Генштаба во времена, когда ПСР пришла к власти, в излишней мягкости.
Секуляристов беспокоит непонимание, по их мнению, Западом того, что в стране с мусульманским большинством необходима свобода общественной сферы от религии – основа турецкой и французской концепций секуляризма. В то же время, свобода религии, основанная на американской модели, может, по их мнению, открыть дорогу к последовательной исламизации страны. И в свете атак, предпринимаемых исламистами, их либеральными союзниками и Западом (в основном ЕС) на вооруженные силы, секуляристы начинают все больше расценивать отношение ЕС к турецким военным как в лучшем случае наивное, а в худшем – откровенно злобное. Чувствуя поддержку ЕС по проблемам политического ислама, секуляристы в то же время считают, что ЕС применяет по отношению к “исламской” Турции критерии, которые никогда не применяет к немусульманским членам ЕС.
Секуляристские силы внутри Турции, традиционно наиболее близкие к Западу, теперь расстроены наблюдаемой ими поддержкой США ПСР как “умеренно исламистского” правительства – модели, могущей быть примененной ко всему мусульманскому миру. Такая ситуация, с их точки зрения, будет анафемой основополагающим идеалам Турецкой Республики. Ататюрк создавал секулярную демократию, в которой разделение государства и религии должно было быть всячески защищено.
Глядя на свою страну, многие секулярно настроенные турки видят, что после четырех лет правления ПСР доверие общества к секуляризму упало. Опрос, проведенный PEW в октябре 2007 года, показал, что из 42 рассмотренных стран Турция показала второе по значению падение поддержки секуляризма за пять лет. В 2002-м 73% респондентов в Турции согласились, что “религия – это вопрос персональной веры и должна оставаться отделенной от государственной политики”. К 2007 году этот процент упал до 55%. Более ранний опрос, проведенный турецкой НГО TESEV, показал, что количество тех, кто считают себя мусульманами в большей степени, чем турками или турецкими гражданами, выросло с момента прихода ПСР к власти в 2002 году на 10%. Тем самым, количество людей, считающих себя исламистами, теперь составляет почти половину всех, считающих себя мусульманами.
В кампанию против ПСР включается также упоминание курдского сепаратизма, в частности, обеспокоенность коммерческими и политическими связями ПСР с иракскими курдами. Полагают, что именно этими связями объясняется упорное противодействие правительства Эрдогана военному вмешательству в мятежные базы Курдской Рабочей Партии (КРП) в северной части страны. Критики ПСР считают, что эта партия занята больше объединением граждан – неважно, курдов ли, турков ли – под сенью ислама, чем защитой национальной безопасности и границ.
Со временем националисты и ПСР разошлись почти по всем ключевым турецким проблемам. И, поскольку позиция ПСР была часто близка к позиции Запада, противоположные ПСР группы сдвигались в антизападную сторону. Их противостояние проявилось, в частности, в принятии ПСР плана Аннана по Кипрской проблеме, который националисты считают продажей турецких интересов. Кроме того, в готовности ПСР встретиться с президентом Ирака Джалалом Талабани и открыть греческую Православную семинарию в Халки. Секуляристы увидели в последнем опасность открытия в дальнейшем и исламского учебного центра.
Желающие сохранения статуса-кво были также озабочены воздействием глобального капитала. Иностранные инвесторы, получающие большие доходы, чем когда-либо ранее, были склонны видеть ПСР у власти как источника стабильности, предсказуемости и доступности новых инвестиционных возможностей. Многие из этих крупных зарубежных бизнес-лидеров и не вспомнили бы об уменьшившейся секулярности Турции, заработай хорошо рынки. Соответственно, оппоненты ПСР настроились и против глобального бизнеса.
По мере того, как страна готовилась к выборам, две Турции все больше удалялись друг от друга. Турецкая история вообще полна противостояний, принимавших различные формы в зависимости от трендов и геополитики данного времени. В 2007 году основным было разделение на тех, для кого главной была угроза демократии со стороны военных и на тех, для кого главной была угроза секуляризму со стороны исламистов.
С момента прихода ПСР к власти стало ясно, что основные свои карты обе стороны раскроют во время президентских выборов 2007 года. Они и начали, не показывая ничего на публику, создавать альянсы и готовиться к электоральной битве за много месяцев до того: ПСР, заручаясь поддержкой Запада; оппозиция – привлекая на свою сторону военных.
ПСР полагала, что парламентское большинство в 2/3, образовавшееся, в том числе и благодаря несуразностям в электоральных правилах, давшим ей колоссальные бонусы в 2002 году, позволит ей легко провести своего кандидата в президенты. Однако многие из голосов, полученных ПСР в 2002 году, основывались не столько на особых чувствах к ней, сколько на неудовлетворенности предыдущим правительством. Более того, много людей голосовали за ПСР в предположении, что если партия станет действовать в выраженном исламистском стиле, то военные вмешаются и тем или иным образом восстановят секуляризм.
Оценивая ситуацию в парламенте, секуляристы решили настаивать на том, чтобы парламентские выборы состоялись перед президентскими, а не в ранее запланированный срок в ноябре 2007 года. Аргументом их являлось то, что новый парламент будет лучше способен легитимно избрать президента на следующие семь лет. В то же время, правительство Эрдогана стремилось сосредоточить страну больше на экономических преобразованиях, чем на форсировании выборов. Однако правительство не смогло заглушить голоса, выражающие беспокойство по поводу возможного выдвижения в президенты премьера Эрдогана, проведшего некоторое время в тюрьме за противодействие секуляризму, и чья супруга носит исламскую косынку. Его кандидатура была абсолютно неприемлемой для секуляристов.
Почти до конца апреля 2007 года Эрдоган держал страну в неопределенности по поводу своих намерений. Исламисты из ПСР считали, что пришло время иметь «своего человека» президентом, опасаясь, что если будет утрачен этот шанс, то новый возникнет не скоро. Появлялись сообщения, что Эрдоган предложит компромиссного кандидата, возможно, Векди Гёнюля, министра безопасности, не имеющего исламистских корней, и чья супруга не носит косынки.
Эрдоган перед объявлением своего решения стремился добиться одобрения кандидатур Гюля и Аринча, имеющих одинаковые с премьером исламистские корни, и являющихся наиболее влиятельными лицами в ПСР после самого Эрдогана. Подчеркивалось, что выбор не исламиста может расколоть партию, и, чтобы избежать этого, один их трех признанных её лидеров должен быть выдвинуть кандидатом. Наконец, Эрдоган назвал министра иностранных дел Гюля. Это повергло в шок истеблишмент, который ожидал скорее кого-то типа Гёнюля. Хотя и более умеренный в риторике, Гюль тем не менее, считался исламистом в той же мере, что и Эрдоган. К тому же супруга Гюля также носит косынку.
Парламент, или, скорее, часть его, собрался на первый раунд выборов президента 27 апреля. Тем временем разразился конституционный кризис. В его основе был вопрос: необходимо ли для проведения выборов президента присутствие 367 депутатов, то есть, 2/3 парламента? Оппозиция бойкотировала выборы, что сокращало присутствие до 361 депутата. РНП, единственная партия кроме ПСР, имеющая места в парламенте, немедленно поставила вопрос перед Конституционным судом.
В тот же вечер военные разместили на своём сайте предостережение о грядущих дискуссиях по секуляризму. Объявив себя «абсолютными защитниками секуляризма» они сослались при этом на заявление генерала Бюйюканита о том, что следующий президент Турции должен быть «предан принципам республики не на словах, а по сути, и должен демонстрировать это на практике».
Конституционный суд 1 мая постановил, что для выборов президента необходим кворум в 367 депутатов. Гюль 10 мая снял свою кандидатуру и на следующий день парламент проголосовал за перенесение парламентских выборов на 4 месяца вперед – на 22 июля. Эрдоган назвал решение Конституционного суда «выстрелом по демократии». Многим показалось тогда, что манифест генерального штаба бросил тень на независимость суда.
Турецкие военные, сыгравшие решающую роль при основании республики, обладают в глазах большинства турок, по сравнению с другими институтами, значительно большей легитимностью. К сожалению, это привело к ожиданиям многих людей, что военные «спасут» их от внутренних и внешних вызовов, в том числе и от нелиберальных политических партий и коррумпированных правительств. Соответственно, вместо того, чтобы брать ответственность на себя и сохранять секулярную систему через нормальный демократический процесс, значительное число турок остаются пассивными, и, когда дела угрожают выйти из нормальной колеи, рассчитывают, что военные «приведут всё в порядок».
В дни неопределенности, сразу после 27 апреля, ПСР провела голосование по конституционной поправке, вводящей прямые выборы президента. Это была её хитрость для обеспечения прямого избрания Гюля в случае потери большинства в парламенте после выборов 22 июля. Для ПСР, учитывая её известность в вопросах демократии и реформ, было странным делать такие существенные изменения в одном, оставляя нетронутыми другие ключевые вопросы. В частности, такие, как иммунитет членов парламента, недостаточная прозрачность финансирования политических партий, порог в 10% для завоевания партией хотя бы одного места в парламенте. Если бы этот порог был снижен до 5% или даже до 7%, это привело бы к более консенсусному поведению партий, исключив конфликтную игру с нулевой суммой, отличающую сегодняшнюю Турцию. Однако, поскольку, это бы уменьшило контроль парламента со стороны ПСР, данный пункт остался нетронутым.
Промежуток времени между концом апреля и концом июля был эмоциональным периодом взаимных обвинений. ПСР сосредоточилась на критике военных, видя в каждом, кто выступал против Гюля, угрозу переворота. Со своей стороны, оппозиция утверждала, что сторонники Гюля недооценивают опасность политического ислама, и даже желают видеть Турцию живущей по законам шариата.
Разделение между двумя Турциями стало более зримым с началом массовых демонстраций в апреле в Анкаре с лозунгами поддержки демократических и секулярных принципов. Призывая Эрдогана не баллотироваться в президенты, демонстранты размахивали турецкими флагами и скандировали лозунги: «Турция секулярная и останется секулярной!», «Мы не хотим шариатской страны!». Вторая волна демонстраций прошла в Стамбуле. За ней последовали крупные демонстрации в эгейском портовом Измире и в черноморском Самсуне. Будучи против исламистского президента в целом, они особенно фокусировались на Гюле. Наиболее запоминающимся слоганом этих акций был: «Нет шариату, нет перевороту!» - суммирующий два полюса, тянущие страну назад и выражающий желание большинства людей установления демократического консенсуса.
Протестующие опасались, что Президент от ПСР предоставит своей партии полный контроль над исполнительной и законодательной ветвями власти. Это, наряду с возможностями влиять на судебную власть, положило бы конец разделению властей. Бизнес-группы и принадлежащие им СМИ, зависимые от хороших отношений с правительством, хранили молчание. Таким образом, главная оппозиция ПСР перед выборами находилась не столько в парламенте, бизнесе или в СМИ, сколько в судах, в президентской ветви, среди военных и в гражданском обществе.
Потому 14 апреля, начало демонстраций, было названо днём пробуждения турецкого гражданского общества. Отвергая одновременно исламизм и милитаризм, демонстранты призывали все партии вести себя рационально и с осознанием основных интересов страны. Народ был впереди политиков, призывая две правоцентристские и две левоцентристские партии оставить непрекращающиеся препирательства и трения и встать рядом.
В результате многие, кто бы голосовал за левоцентристские партии, пришли к решению голосовать за ПСР. Она больше других заботилась о неимущих, предлагала программы социальных услуг, образования и здравоохранения – что на самом деле должно было быть предметом забот левых. Похожим образом ПСР все более заменяла традиционные правоцентристские партии, которые не смогли отойти от образа коррумпированных и неэффективных. Другими словами, значительная часть успеха ПСР определялась её умением занимать пространства в обеих частях политического спектра, которые должны были быть заняты установившимися правоцентристскими и левоцентристскими партиями, если бы те не были настолько нефункциональными.
Как результат общественного давления, две правоцентристские партии (Отечества и Верного Пути) объявили 5 мая о своём объединении в новую Демократическую Партию (ДП). Однако, после первого порыва, этот альянс из-за внутренней борьбы быстро распался. Соответственно, не объединилось и государство. Традиционные избиратели правоцентристских партий, а также все сторонники демократического процесса, сохранили острые разногласия.
Левоцентристские партии оказались ненамного лучше. 18 мая Зеки Сезер (Zeki Sezer), лидер Демократической левой партии (ДЛП), объявил, что его партия будет сотрудничать на грядущих выборах с РНП. Это был во всех смыслах неестественный союз. Перед выборами оппозиция лидеру РНП Денизу Байкалу (Deniz Baykal) существовала даже внутри партии. В широких слоях он рассматривался как анти-бизнесовый, антизападный и раскалывающий политик.
Зависимыми от бизнеса СМИ обе сильнейшие оппозиционные партии: РНП и ПНД были представлены как наиболее антибизнесовые, антиевропейские, и антиамериканские партии. Как и Запад, продолжения единоличного лидерства ПСР желал и турецкий бизнес, опасаясь потенциальной коалиции РНП с ПНД. И РНП и ПНД вызывали страх, оттеняя этим вред от сделанного ПСР и снижая опасение от неприятностей, которые она бы оставила во власти после себя. Их подход мог бы ещё сработать, если бы наряду с критикой, они представляли и свою позитивную программу. Ко всем проблем